Я посмотрела на него и начала догадываться, чем закончится наша встреча. Спектакль, который мы разыграли, наверное, произвел бы впечатление на Валери. Мистер Уэзеролл изображал разгневанного гувернера, а я – упрямицу, которая наконец то поняла всю правоту его доводов и устыдилась собственного поведения. Мое лицо тоже должно было изображать запоздалое раскаяние.

Мистер Уэзеролл кивнул, затем повернулся в сторону двери и повысил голос:

– Наконец то вы закончили это письмо. Я отвезу его вашему отцу вместе с известием о вразумлении вас шестью ударами трости.

Я замотала головой и растопырила пальцы.

– Да, как я и говорил, двенадцать ударов тростью, – произнес побледневший англичанин.

Я еще отчаяннее замотала головой и снова растопырила пальцы.

– Ну да, десять ударов тростью.

Делая вид, будто вытираю слезы, я всхлипнула и выкрикнула:

– Пощадите меня, месье! Десять ударов! Боже мой!

– Кстати, не этой ли тростью наказывают у вас провинившихся девиц?

Мистер Уэзеролл загородил не всю замочную скважину: письменный стол попадал в поле зрения директрисы. Подойдя к столу, он взял трость, лежавшую там на почетном месте. Затем он спиной заслонил дальнейший обзор, а сам ловко схватил со стула директрисы подушку и перебросил мне.

Все было проделано очень гладко, будто мы играли этот спектакль каждый день. Мы представляли собой превосходный дуэт. Я подхватила подушку, положив ее на парту. Мистер Уэзеролл подошел ко мне с тростью в руках. Эту часть представления директриса могла только слышать.

– Начинаем, – громко, чтобы слышала мадам Левен, произнес мистер Уэзеролл и подмигнул мне.

Я встала сбоку. Мистер Уэзеролл отвесил подушке десять ударов тростью, каждый из которых сопровождался надлежащими звуками. Мне ли не знать, какие звуки при этом издает жертва экзекуции? Я представила себе раздосадованную, бормочущую проклятия мадам Левен. Ведь самого интересного она не увидела. После этого она наверняка примет решение незамедлительно переставить в кабинете мебель.

«Наказание» закончилось. Чтобы вызвать настоящие слезы, я подумала о маме, и они тут же появились. Вернув на место трость и подушку, мы открыли дверь. Мадам Левен стояла в вестибюле, на некотором расстоянии от двери. Я придала своему лицу страдальческое выражение. Мои покрасневшие глаза сердито скользнули по директрисе. Меня так и подмывало на прощание подмигнуть мистеру Уэзероллу, но я не поддалась искушению и быстро удалилась зализывать раны.

На самом деле, мне нужно было кое что обдумать.

23 января 1788 г

Итак, дайте вспомнить, с чего же все началось… Ага, точно: с заявления Жюдит Пулу, что у мадам Левен есть любовник.

Как то вечером, когда в дортуаре погасили свет, Жюдит как то невзначай сказала, что у мадам Левен «есть любовник, с которым она встречается в лесу». Остальные девчонки посмеялись над этим, но мне было не до смеха. Мне вспомнился другой вечер, когда после ужина я выглянула в окно дортуара и увидела ненавистную директрису. Кутаясь в шаль, она торопливо спустилась по ступенькам школьного крыльца и растворилась в темноте.

Вела себя она довольно странно, отнюдь не как человек, собравшийся подышать воздухом. Она, постоянно озираясь по сторонам, шла по дорожке, которая вела к гимнастическим лужайкам. Возможно, дальнейший ее путь лежал в лес, росший вокруг школы.

Два вечера подряд я не отходила от окна, неся вахту. Во второй вечер мне повезло, и я снова увидела директрису. Как и в прошлый раз, она украдкой покинула школьное здание, озираясь по сторонам. Однако окна, открывшегося на втором этаже, она так и не заметила. Я выбралась на решетку, устроенную для плюща, быстро спустилась вниз и отправилась в погоню.

Наконец то мне пригодилась моя прежняя выучка.