— Кристиана задумчиво молчала, размышляя о своем разговоре с отцом. У нее пока не было никаких определенных планов, но она твердо знала, что хочет уехать. Может, когда Фредди вернется, отец не будет чувствовать себя таким одиноким. Кристиана знала, как ему не хватало ее, когда она училась в колледже. Князь любил своих детей и наслаждался их обществом. Он любил свою жену и до сих пор тосковал по ней. — Хотите, чтобы я написала вашу завтрашнюю речь? — предложила Сильвия. Она не раз делала это, и у нее это отлично получалось.
Но Кристиана покачала головой:
— Напишу сама. Сегодня вечером. — Будет чем занять себя, к тому же это напомнило ей домашние задания в колледже.
— Я набросаю кое-какие детали, касающиеся новой библиотеки, и оставлю записку у вас на столе. — Сильвия посмотрела на часы. — Вам пора одеваться. Через полчаса нужно выходить. Я могу вам чем-нибудь помочь?
Кристиана покачала головой, догадываясь, что Сильвия предлагает достать из сейфа драгоценности. Но она предпочитала носить жемчуг своей матери и серьги, входившие в комплект, подаренный жене князем Гансом Йозефом. Эти украшения очень много значили для нее. Да и отцу было приятно видеть на дочери драгоценности матери. Кивнув Сильвии, она пошла переодеваться. Чарлз поднялся с пола и поплелся за хозяйкой.
Спустя полчаса, когда Кристиана вернулась в кабинет, она выглядела принцессой до кончиков ногтей — в бледно-голубом с белым цветком костюме от Шанель, с черным бантом на шее. В руках она держала черную сумочку из крокодиловой кожи, которую отец купил ей в Париже. Черные туфли, также из кожи крокодила, жемчужный гарнитур ее матери и белые лайковые перчатки, засунутые в карман костюма, завершали ее наряд. С длинными белокурыми волосами, забранными в аккуратный хвост, Кристиана выглядела юной и элегантной.
Выбравшись из «мерседеса» перед больницей, она была тепло встречена членами администрации. Кристиана поблагодарила их за проделанную работу и задержалась, чтобы пожать руки и обменяться несколькими словами с людьми, высыпавшими посмотреть на принцессу. Они охали и ахали, восхищаясь ее внешностью, молодостью, одеждой и манерами. Как всегда, когда ей приходилось появляться на публике, представляя своего отца или княжеский дом, Кристиана прилагала значительные усилия, чтобы произвести хорошее впечатление. Когда она отъезжала, люди махали ей руками. Она помахала им в ответ рукой в безупречно белой перчатке. Ее визит явно произвел на собравшихся незабываемое впечатление.
Пока машина ехала к дому престарелых, Кристиана, откинувшись на сиденье, думала о детях, которых она только что целовала. С июля, когда она приступила к своим обязанностям, она перецеловала сотни таких же ребятишек. Трудно поверить, а еще труднее смириться, что всю оставшуюся жизнь она будет заниматься этим: перерезать ленточки, открывать библиотеки и больницы, целовать детей и пожилых дам, пожимать руки множеству людей, а затем махать им на прощание. Кристиана вовсе не хотела быть неблагодарной судьбе или непочтительной по отношению к отцу, но она ненавидела каждое мгновение подобного существования.
Она отлично понимала, что во многих отношениях ей повезло. Но ее безмерно удручала мысль, что ее жизнь лишена смысла и с каждым днем становится все более пустой и никчемной.
Глаза Кристианы были все еще закрыты, когда машина остановилась перед домом престарелых. Телохранитель, открывший дверь, увидел две слезинки, медленно катившиеся по ее щекам. Улыбнувшись ему и людям, ожидавшим снаружи с радостно взволнованными лицами, Кристиана быстро смахнула слезы рукой, затянутой в белую перчатку.
Глава 2
Вечером, после встречи с представителем Лихтенштейна в ООН, закончившейся обедом, князь Ганс Йозеф зашел к дочери. Обед был устроен на сорок человек, и, хотя князь хотел бы видеть там Кристиану, ее отсутствие не особенно ощущалось. |