На нем были тяжелые сапоги, черные штаны и такой же черный мовлэ, украшенный вышивкой в виде алых языков пламени, тот самый запрещенный кеппоханский жилет, покрывавший только плечи. Там, где раньше его руку у плеча перехватывала грязная повязка, теперь красовались медные браслеты. На предплечье и на пальцах тоже были медные украшения. Его гладко причесанные волосы блестели, в них словно бы проглядывали алые пряди. То, как выглядело его лицо, сводило меня с ума. Я слышала, что кеппоханцы перед тем, как отправиться в бой, раскрашивали лица, как первобытные люди. Сейчас он этого делать не стал – только глаза были тонко обведены черным, из-за чего их синева словно холодно светилась. Но ярче всего сияла его улыбка. Это была дьявольская улыбка, насмешка над реакцией придворных, которые, казалось, не могли определиться, то ли сходить по нему с ума, то ли вышвырнуть из замка.

– Да, действительно очень незаметно на общем фоне, – иронически прокомментировала Вика, закатив глаза, а затем толкнула к зеркалу Йеро.

Быстро и без лишнего шума его доспехи со следами бессчетных битв превратились в новые, чистые, из светло-коричневой кожи и без каких-либо украшений.

Каэ тем временем пошепталась с Викой и второй раз подошла к зеркалу. Она закрыла глаза, и на ней появилось платье, светящееся, словно голубое небо.

Теперь оставалась только я. Встав перед зеркалом, я с испугом увидела, какой бледной, израненной и потрепанной я выгляжу. Быстро закрыв глаза, я подумала о своем зеленом платье, которое надевала на последний бал в замке своего отца, и попыталась точно увидеть его внутренним взором, вспомнить о том, как ткань стекала по моей коже. Я помнила это платье так же хорошо, как линии на своих ладонях. Но совершенно непроизвольно в памяти возникали и другие картины; я не знала, откуда они брались, потому что ничего подобного я никогда раньше не видела и уж точно не носила.

Открыв глаза, я удивленно ахнула. На мне было черное, как вороново крыло, платье, с открытыми плечами и разрезом до бедра. Волосы были туго уложены и закреплены темно-красной лентой. Того же цвета были и мои высокие сапоги, и изнанка юбки, которая, как и мои голые ноги, была видна при каждом шаге.

Аларик уставился на меня открыв рот, что, к моему облегчению, сделало его вид менее впечатляющим.

– Заглянуть бы в твои мысли, – произнес он.

Именно в этом и заключалась проблема. Все это возникло не из моих мыслей. Несомненно, выглядело это впечатляюще, но к моим желаниям это не имело отношения.

Что-то шевельнулось у моей шеи, и, когда я коснулась ее, мое замешательство отчасти сменилось облегчением. Потому что ко мне вернулся мой камень. Как и раньше, он висел у меня на шее, словно никогда не исчезал, и излучал покалывающую, светящуюся красным магию.

– Я что-то неправильно поняла, когда мы договорились, что нужно меньше привлекать внимания? – удивленно спросила Вика, оглядывая меня. – Выглядите преступно хорошо. Вы… оба, – добавила она, взглянув на Аларика. По крайней мере, если Аларик сможет держать себя в руках и не нести чушь. Но мы и правда хотим привлечь к себе внимание всего дворца, полного зачарованных дэмов?

– Будем искать наш путь, – тихо сказала я вместо ответа, потому что объяснений у меня все равно не было. У этого дворца, должно быть, имелись свои желания, и я сомневалась, что это хороший знак.

Йеро смахнул со своего мундира для верховой езды несуществующую пылинку.

– Ну что ж… тогда будем танцевать.

Мы пошли по полированным мраморным полам на звуки, которые привлекали нас, как и других, – к широко открытым дверям, по бокам которых стояли две высоких, худых дамы. Их лица были скрыты масками с длинными клювами, так что было непонятно, дэмы это или люди. От огней, которые отражались в разноцветных стеклянных скульптурах и светились всеми цветами радуги, сама комната как будто искрилась.