И как бы Глеб ни злился в тот момент, как бы хорошо ни понимал, что соглашаясь, совершает ошибку, перекинул ногу, тоже натягивая шлем.

— Понял? За рулем был не ты. Это правда.

— Но я же все равно дал ему сесть, значит, виноват в этом.

Владимир закатил глаза. Разговаривать с упрямцем было сложно. Говорит, что хочет вернуться, а сам так цепляется за малейший повод этого не делать.

— А я виноват в том, что выскочил, не посмотрев по сторонам. А твой друг виноват в том, что выпил. А врачи виноваты в том, что недосмотрели. Просто признай тогда, что хочешь винить во всем себя…

— И если признаю…

— Там, — вновь открылось окно в палату. Кровать, неваляшка в бинтах, Настя рядом с кроватью, — на мониторе пойдет прямая линия, а ты пойдешь дальше.

— Тогда не хочу.

— Тогда перестань считать, что умереть сейчас — не худший вариант…

Легко сказать, а сделать… как?

— Наташа тебя простила.

— Что?

— Даже Наташа тебя простила. Увидела, как Насте плохо, и простила. Она смогла, а ты не можешь. А Насте очень плохо. Она, знаешь, сильная, но ты ее сейчас этим сломаешь. И в этом будет действительно только твоя вина, потому что не захотел вернуться к ней.

— Я хочу.

— Ну так почему стоишь?

— Не могу я, — Глеб просил отчаянный взгляд сначала в окно палаты, потом дороги. Еще несколько секунду, и они выедут на тот самый перекресток, а потом смертельная авария.

— Глебушка… — белизну снова разрезал шепот Насти. — Я же люблю тебя…

И в этот самый момент раздался утробный рык мотоцикла, падающего на бок, сбрасывающего одного пассажира, а другого волочащего по проезжей части, прямиком на пешехода.

— Не могу… — наблюдая за этим, Глеб застыл, а руки бессильно опустились вдоль туловища. Настин шепот стал еще тише.

— Думаешь, моя дочь могла бы полюбить человека, который действительно является убийцей?

— Она не знала.

— Думаешь, смогла бы остаться с тобой? Она тебя любит, Глеб. И ждет. А раз любит моя Настя, значит, есть за что.

Окно в прошлое закрылось. Теперь Владимир смотрел уже решительно и немного зло. Видимо, раньше играл в право выбора, а теперь собирался тумаками выталкивать Глеба из этого «чего-то».

— Ты не сомневался, постепенно занимая место в ее сердце. Был так настойчив, терпелив. Ради чего? Чтоб теперь бросить? Знаешь что, зять?

Зять не знал, промолчал.

— Если бросишь ее сейчас, если умрешь, будешь виноват. И она не простит. Ни тебя, ни себя, ни меня.

— А вас-то за что?

— Что не вернул тебя. Она просила…

Глеб долго молчал, глядя в окно палаты. Он очень хотел туда, к ней, но что-то не пускало. И продолжаться это могло долго, а потому Владимир решил достать свой последний козырь.

— Она беременна, Глеб. Так что не дури и возвращайся…

Мужчина вскинул взгляд, а время, снова ускорившееся в окне палаты, вдруг застыло. Ну наконец-то…

— Пожалей Настю и вашего ребенка. Возвращайся, вырасти его, дай то, что я не смог дать своим детям, и будем считать, что мы квиты. Даже не так, будем считать, что ты сам с собой расквитался.

Глеб вдруг расплылся в улыбке. Вряд ли это следствие последних слов Владимира, просто информация постепенно доходит до разума…

— Можно я у вас хоть благословения попрошу, раз уж шанс выпал?

И видя, какие метаморфозы происходят с Глебом, а заодно и с местом — белый туман начинает потихоньку таять, Владимир улыбнулся в ответ.