Александр Полещук. Эффект бешеного солнца
Памяти Кирилла Константиновича Андреева
Бомбардировщик класса «Пи‑175» выходил на посадку.
Все шло как обычно. Пилот уменьшил стреловидность крыльев, и самолет скользил над пальмами, теряя высоту.
– Шасси! – закричал в микрофон наблюдатель. – Он не выпустил шасси!
Командующий воздушным соединением кинулся к открытой двери. Увиденное заставило его оцепенеть от ужаса; самолет, заходивший на посадку, был с полным бомбовым грузом.
– Шасси! – голос наблюдателя в динамике звучал хрипло. – Пилот девятой «бис», вы забыли выпустить шасси! Шасси, вы слышите?!
Те, кто видел момент первого соприкосновения бомбардировщика с посадочной полосой, никогда не забудут этого зрелища. Аэродром содрогнулся, и в то же мгновение самолет был уже высоко в воздухе; последовал еще удар, еще…
Аэродром ожил. Завыли сирены, и аварийные машины устремились к бетонной дорожке. Из ангара выскочил какой‑то человэ." с топором в руке, и догнав пожарную машину, ловко вскочил на подножку. И тут раздался первый взрыв.
Генерал находился метрах в ста от самолета, когда увидел, что пламя уже сбито. Человек из ангара бил своим топором по плексигласу фонаря… Еще мгновение, и пилот выбрался наружу. Он был совершенно невредим и, по‑видимому, в полном сознании. Вот он спрыгнул с дымящейся машины и шагнул к человеку с топором. Тот всхлипнул и, отбросив топор в сторону, обнял его разбитыми в кровь руками. Генерал повернулся и побрел к своей автомашине. Штабной офицер догнал его, забежал вперед и, поймав его взгляд, вопросительно поднял брови.
– Вы видели бомбы? – спросил генерал.
– Это потрясающе! Корпуса срезаны как ножом… Даже начинка видна… Пилота приведите ко мне… И того парня с топором. Кстати, кто он?
– Уиффлер, техник из седьмого отряда.
– Как это вышло? – спросил генерал.
Пилот стоял перед ним, широко расставив ноги. Из‑за его плеча выглядывал техник с забинтованной головой.
– Я вас спрашиваю, как это вышло? – еще раз повторил генерал. – Вы просто забыли выпустить шасси?
– Просто забыл, генерал, – сказал пилот, не опуская глаз.
– Вы будете освидетельствованы, и дай бог, чтобы вас признали невменяемым.
Пилот засмеялся. Ом стоял, все так же расставив ноги, и, широко раскрыв рот, смеялся в лицо генералу.
– Довольно! – попытался оборвать его смех генерал. – Как только вернется ваша эскадрилья, вас будут судить…
Пилот шагнул к столу и четко, будто рапортуя, сказал:
– Эскадрилья уже вернулась, генерал. Это я – эскадрилья. Я один… Вы до сих пор не поняли? Солнце сошло с ума, генерал, понимаете? На моих глазах – все! Все сразу! Я шел замыкающим, это меня и спасло… Это было не пламя, это был свет. Эскадрильи больше не существует.
Он повернулся спиной к генералу и, коснувшись забинтованной щеки Уяффлера, тихо сказал: «Пойдем…».
Это был старый, очень старый человек. Обезобразившие его лицо шрамы – пять глубоких белесых борозд – постарели вместе с ним.
Генерал пододвинул к нему одну из фотографий.
– Мне посоветовали обратиться к вам. Это самолеты… Вы понимаете?
– Лицо… – сказал вдруг человек со шрамами и близоруко наклонился над фотографиями.
– Да, лицо… Я надеюсь, что вы возьмете это дело на себя. Пилоты отказываются выполнять свои обязанности. Стоимость самолетовылета подскочила вдесятеро.
– Лицо… – вновь повторил его собеседник. |