И это властителя Германии просто выводило из себя. Вот и сейчас одна мысль о русском Т-42 привела Гитлера в бешенство, заставив сжать кулак и ударить по сиденью уже заезжающего в гараж автомобиля.

Рядом мерно дышал верный Борман, единственный человек, которому фюрер доверял хоть немножко. Этот не врал, не коверкал факты и не пытался навязать своего мнения. Верный человек. Вот и сейчас, практически мгновенно почувствовав изменение настроения хозяина, он подобрался, готовясь отвечать на любой вопрос, могущий возникнуть в голове вождя германской нации.

- Мартин, в каком состоянии проекты Адерса и Порше?

- Весной обещают выдать прототипы на испытания. Доктор Порше продвинулся гораздо дальше, уже испытывает трансмиссию. Тодт заявляет, что разрабатываемая машина - исключительно перспективная в качестве танка прорыва или качественного усиления, - Борман, как обычно, сообщил фюреру голые факты, подкинув, однако, свиней сразу и Тодту, и "Хеншелю".

- Долго, как же долго! - раздраженно бросил Гитлер в пространство.

Комментировать эту реплику помощник фюрера не стал. Не зная, что именно в этот момент разозленный немецкий вождь решил, что в производство однозначно пойдет тот танк, что ему представят первым. Слушать завывания военных о достоинствах русских Т-42 он больше не мог - превосходство оружия германского народа должно стать всеобщим. И точка.

Так "Тигр" Фердинанда Порше получил дорогу в жизнь. Вермахт, однако, это не спасло.

Глава 16

- Нам надо продемонстрировать, что мы уверенно контролируем ситуацию. Нужен как минимум кто-то из Президиума. Других вариантов нет - в мире и том же Иране нас просто не поймут, - Громыко, только-только занявший место ушедшего в отставку Молотова, жарко отстаивал свою точку зрения.

Драгомиров внимательно его слушал, изредка бросая взгляды на членов Политбюро, напряженно внимающих каждому слову молодого наркома иностранных дел.

Отделанный деревом кабинет, в котором с недавних пор проходили большие совещания высшего руководства СССР, сегодня был мрачноват. Видимо, из-за нахмуренного вида его хозяина, разозленного неудачей в ликвидации южно-иранского военного преступника и провала переговоров с курдами.

- Думаю, я соглашусь с мнением товарища Громыко, - неожиданно подал голос Хрущев. - Дело говорит. Нам и так вся эта возня с Южным Ираном боком выходит - а тут хоть лицо не потеряем. Вроде как и не было ничего.

- Интересная постановка вопроса… - протянул генеральный секретарь. - И какие есть варианты?

- Ну, лучшим, безусловно, будете вы сами, товарищ Драгомиров, - Микоян пожал плечами, словно извинялся за неудобное предложение. - Все-таки вы партиец видный, авторитетный, большой руководитель, Генеральный Секретарь - как лучше-то уважение иранскому народу продемонстрировать?

- И мир, опять же, заткнется сразу, - Шверник активно закивал. - Мы всегда сможем сказать: "Какая нестабильность, какой развал - у нас сам Генеральный Секретарь, сам товарищ Драгомиров с визитом в страну ездил". И все - аргументов-то не останется.

- Не стоит недооценивать наших капиталистических "друзей", товарищ Шверник, - с сарказмом произнес Богдан. - Не останется - придумают. Они на это большие мастера. Думаю, все про это должны помнить.

Зал для совещаний промолчал.

- Но я такую мысль обдумаю. Еще предложения? Товарищ Громыко?

- Обязательно нужно визит привязать к большому событию. Продемонстрировать успехи социалистического строительства в Иране, нашего социалистического сотрудничества, опять же… Открытие электростанции, например, или еще что-нибудь в таком духе.