– И вот, когда я добилась таких успехов! Когда ты наконец стал пристойно учиться и у тебя появились шансы на достойное будущее. Именно теперь ты решил все испортить?

– Ну что ты, я этого и в мыслях не имел! – оправдывался Женька, на всякий случай обходя стороной то место, где покоилась воображаемая Николь. – Я хочу лишь быть собой…

Эля остановилась, вперив в Женьку колючий, как репей, взор. И как Женька ни вертелся, пытаясь сбросить с себя эту обузу, взгляд залип крепко, не отпуская и на миг.

– Вот и будь собой. Только в женском платье. – Окончательно пригвоздила Эля. – Как только ты снова почувствуешь себя в брюках – нашему делу настанет конец. Я знаю.

– Да, с чего ты это взяла? – Женька впервые повысил голос.

Ему уже порядком надоело чувствовать себя виноватым без всякого повода. Эля даже не дрогнула, продолжая буравить Женьку своими железными глазками.

– Между вами начнутся все эти противные шуры-муры, – кисло сказала она, – ты и думать забудешь об уроках…

– Считаешь, между нами может что-то начаться? – невольно размечтался Женька, лицо его поплыло, щеки бесстыдно ползли к ушам.

И это было огромной ошибкой. Узрев счастливую гримасу, Эля совершенно осатанела:

– Ты даже сейчас смотришь на меня в упор, а видишь свою Нику!

– Да что ты, – спохватился Женька, однако с оттенком недовольства. – Я весь внимание.

– Что ты врешь? Ты же никогда! Никогда не видишь меня! – Лицо Эли как-то скуксилось, она еще больше подурнела. – Раньше я не задумывалась об этом. Ты всегда витал где-то в иных мирах, казалось, ничего не замечаешь вокруг. Но теперь я вижу, все иначе… Ты все делаешь ради нее… А я, я… Я что неинтересный для тебя человек, да?

Женька был совершенно раздосадован, более всего его злило то, что он не желал сейчас сочувствовать Эле, входить в ее положение, да и вообще – говорить о ней. Впервые дружба готова была дать серьезную трещину, Эля перетягивала внимание на себя, когда Женька оказался в таком неприятном, даже ущемленном положении. Когда ему нужны были поддержка и понимание. И вместо этого его встретили упреки. Ему зачем-то захотелось съязвить.

– Ты очень интересный человек! – сказал он. – Так же как энциклопедия – интересная книга. Но ты видела, чтобы хоть кто-нибудь читал ее ночами взахлеб, с фонариком под одеялом?

Где-то хлопнула дверь, но ребята не услышали ее в пылу спора.

– Ах так! – сказала Эля. – Раз так! – еще громче повторила она…

И тут в комнату вплыла, легко покачивая плетеным пояском, сама Николь.

– У вас здесь отброски? – спросила она, и бровки ее удивленно заплясали над глазами.

– Разборки, – машинально поправил Женька, залюбовавшись Никой, как и в первый день.

– Женька говорит, что я скучная и толстая! – выкрикнула Эля, будто в поисках защиты.

– Я такого не говорил…

– Он без шуток назвал меня Энциклопедией!

Женька смотрел на Элю и не узнавал ее. Вроде все было тем же: широкое лицо, такой же широкий, даже приплюснутый утиный нос. Его она взяла от отца, теперь Женька знал это. Зато пух волнистых волос она унаследовала от мамы, как и тяжелую, немного раздающуюся книзу фигуру. Но Женька видел теперь все это будто бы в ином свете – что-то загорелось у Эли внутри, меняя прежние очертания, перемалывая их во что-то новое, пока непонятное.