Изменить размер шрифта - +
Этот вечер стал будто бы пришедшим из детства, когда ложиться спать поздно было счастьем, пицца – праздником, а мамины объятья спасали от всех бед. Дома стоял теплый, душистый полумрак, а на экране качалось бесконечное, глубокое море и городок Баку накидывал на себя маску портового Буэнос-Айреса.

– А знаешь, в этом же районе Баку снимали стамбульские сцены «Бриллиантовой руки», – рассказывала мама, которая знала эти картины наизусть.

Женька слушал маму вполуха, с самого начала фильма он мучился от какого-то неясного чувства узнавания. И дело было даже не в том, что кино это он уже видел, на этот раз в нем был скрыт какой-то совершенно свежий, только народившийся секрет. Иногда ответ на эту загадку казался совсем близким, очевидным, но лишь только Женька пытался ухватить его, как тут же пелена снова сгущалась и внутри повисала пустота. И вдруг, когда Женька уже отчаялся расколоть тайну, она открылась ему сама. С экрана улыбалась героиня, ее лукавые васильковые глаза и стали ответом.

– Мам, кто это? – так и подпрыгнул Женька.

– Где? – испугалась мама, чуть не подавившись куском пиццы.

– Что это за актриса? – Женька уткнул палец в экран прямо промеж лукавых глаз.

– Это же Крутинская, ты что, не знал?

– Неа. – Женька вглядывался в это знакомое лицо, последние сомнения уходили прочь. – А что с ней сейчас? Она жива? Как думаешь, сколько ей лет?

Мама задумалась, будто жонглируя в голове чужими годами, в попытках не растерять, поймать каждый, как великую драгоценность.

– Думаю, ей сейчас около семидесяти. Она жива, только очень давно не снимается.

– Почему? А где она живет? – сыпал вопросами Женька, его теперь совсем не волновал фильм.

– Даже не знаю, – опешила от такого любопытства мама. – Наверное, где-то в Москве. Раньше она в «Современнике» и во МХАТе играла. Потом была какая-то темная история, много слухов об ее уходе. Кажется, ее роль дали более молодой актрисе. Или же она захотела уйти со сцены до того, как постареет, чтобы зритель запомнил ее свежей и красивой. Несколько лет назад писали, будто она стала затворницей и никого к себе не подпускает…

Мама все говорила и говорила, так живо и воодушевленно, радуясь, что нашелся общий с сыном интерес. Она даже забыла про пиццу, что скромно стыла на огромном квадрате толстого картона. Но Женька снова ничего не слышал, в его ушах колотилось сердце: он знаком с известной актрисой! Он пил чай с самой Крутинской! И главное, наконец-то понял, что держало эту женщину в стенах прошлого. И как круто порой может изменить реальную жизнь всего лишь одна несыгранная роль…

 

в которой наконец будут сорваны все маски

 

– Женя, а где твоя приезжая кузина? – спросила у подъезда дотошная старушка. – Давно ее не видно, тяжело ей приходилось, бедняжке, все время какая-то нервная ходила, раздумала поступать? Вернулась в Астрахань?

– Да что вы, какая Астрахань? Она же в прошлом месяце улетела по приглашению в Австрию! – брякнул Женька. – Теперь работает фотомоделью, у нее же все данные – рост, вес и все такое… Снимается в местной рекламе, что ей наша Москва – другие горизонты открылись, покоряет вершины заснеженных Альп.

Так, мимоходом, он отправил свою великую роль на заслуженный отдых, почти не сожалея об этом. А старушка еще долго вздыхала о переменчивости моды и неизведанной силе красоты…

 

В тот раз Женька с привычным безразличием оставил экзаменационные листы и вышел из класса одним из первых. Он плыл по душному коридору, мечтая лишь об одном – поскорее выпрыгнуть из узких, жарких ботинок, и тут за спиною вдруг громко хлопнула дверь, и его окликнули по имени.

Быстрый переход