— Ну, что? — спросил отец. — Мы с Андрюхой на лопатах, а Серёга собирает? Пойдём две борозды сразу — кто скорее.

— А давай я на лопате? — предложил Серёжка. — Я, знаешь, как натренировался!

— Отца родного обогнать хочешь? Ну, давай! Поглядим — чему тебя археологи научили!

Копали они лихо. Отец втыкал лопату размеренно, поддевал картофельное гнездо и одним движением выворачивал на поверхность. Серёжка немного спешил, стараясь не отставать.

Я, присев на корточки, наполнял клубнями сразу два ведра, бегом относил их к дому и рассыпал на тропинке. Там картошка подсохнет, и после обеда её можно будет убирать в подвал.

— Крупная уродилась, — довольно улыбался отец. — Ты погляди, Андрюха! В два кулака, не меньше! Серёга, чёрт тебя дери! Не режь картошку штыком. Бери дальше от куста!

— Я и беру дальше, — огрызался Серёжка. — А её тут столько, что не выворотить.

— Потому, что навоз по весне положили в борозды, не поленились, — кивнул отец. — И дожди хорошие были, когда цвела. Мешков тридцать накопаем? Как думаешь, Андрюха?

— Накопаем, — согласился я. — А на Серёжку не ругайся. Резаную и мелкую я себе заберу — мне собак надо кормить.

До конца делянки отец и Серёжка дошли вместе, и сразу же повернули обратно. Вот что азарт с людьми делает.

— Покури, батя! — сказал я. — Завтра спину не разогнёшь. Куда вы разогнались?

— Поучи меня ещё! Половину выкопаем — тогда и перекурим. А до обеда закончить надо. Я ещё баню хочу натопить, раз уж выбрался в деревню.

Я таскал и таскал тяжёлые вёдра, а на душе было легко. К обеду, или нет — но за день-то мы точно втроём управимся! Потому что вместе. А вместе любые дела делаются легче.

И вдруг, высыпая очередное ведро, ощутил внутри острую ноющую тоску.

Мы не вместе. И раскрасневшийся от работы отец, и повеселевший Серёжка, и Катя, и Трифон… Все они живут здесь и сейчас.

И только я один знаю, что будет дальше.

— Чего ты там застыл, Андрюха? — весело окликнул меня Серёжка. — Устал, что ли? А ещё старший называется!

* * *

— Александр Сергеевич, можно?

Дверь кабинета приоткрылась, и в неё просунулась давно не стриженая голова с падающими на лоб сивыми прядями. Из-под прядей хитро поблёскивали глаза.

Тимофеев нехотя оторвался от заполнения отчёта по использованным путёвкам.

— Э-э-э… Иван Николаевич! Извините, но у меня сейчас не приёмные часы. Работы навалом.

На лице Ивана Николаевича промелькнуло недовольное выражение.

— Из самого Репино ехал, — пробормотал он. — Что ж мне теперь — обратно? Я ведь по делу, не просто так.

Александр Сергеевич вздохнул.

— Ну, проходите, присаживайтесь. Что у вас за дело? Только покороче, пожалуйста.

Иван Николаевич Болотников проскользнул внутрь, плотно прикрыв за собой дверь. В руках у него была матерчатая сумка, которую он держал, прижимая к коленям.

Болотников оглядел кабинет.

— Хоромы у вас! Богато!

В его голосе Тимофееву послышалась странная зависть.

— Что вы хотели, Иван Николаевич? — строго спросил Тимофеев.

— Чайку не нальёте? — Болотников мигом сменил тон на просительный. — Прошу прощения. От самого Репино ехал. Да пока электричку ждал…А на вокзале чаёк столько стоит — ого-го! Гребут денежки с трудового народа!

Тимофеев поставил на стол чашку, налил в неё заварку и разбавил кипятком из горячего чайника. Он тоже хотел выпить чаю, но не успел.