Потом повернулся к двери.
— Ладно! Пойдём чай пить. Да и человек не зря же в такую даль ехал.
У самой двери он снова остановился.
— Спасибо, Андрей!
Глава 23
— Хочешь попробовать, батя?
Я протянул отцу ключи от машины.
Серёжка обиженно покосился на меня.
— А я?
— Стрелка от часов «Заря», — строго буркнул отец. — Андрюха, ты что — пацана за руль пускаешь?
— Да какой он пацан? — примирительно сказал я. — Пятнадцатый год. Ты меня во сколько лет водить учил?
— Тогда время другое было, — недовольно ответил отец. — Машина казённая. А вдруг он не справится с управлением? Как отвечать будешь?
Серёга окончательно надул губы.
Я подмигнул ему — мол, не будем спорить, а потом сделаем по-своему.
— Давай, батя! Поехали.
Отец уселся за руль.
— Ну, попробуем — что за вездеход такой! Это что за рычаг? Пониженная?
— Ага. А здесь — блокировка дифференциалов. Если уж совсем в грязь залезешь — здорово помогает.
— Не учи отца. Я всю жизнь за рулём. На таких машинах ездил, каких ты и не видал. В грязь забраться — много ума не надо. Выбраться потом сложно. А чего передачи не в ту сторону включаются?
Отец недоверчиво подёргал рычаг.
— Ну, поехали!
Я с удовольствием глазел в окно. Когда ещё выпадет вот так проехать пассажиром? С детства не приходилось.
Про себя улыбнулся таким мыслям. Как, всё-таки, незаметно меняется человек. Когда пацаном был — хлебом не корми, только пусти за руль! Ну, и накрутил баранку вдоволь за прошлую жизнь. Так что теперь отдыхать на пассажирском сиденье — за счастье.
Мы проехали вдоль полудикого парка, у которого даже названия не было. Сюда мы с ребятами бегали весной за берёзовым соком. Надрежешь перочинным ножом кору, вставишь соломинку или согнутую желобком жестяную крышку от консервов — и подставляй литровую банку. Мутноватый сок капает, банка медленно наполняется. А ты сидишь и глотаешь слюнки — ждёшь, пока наберётся хоть на пару глотков.
Часто мы оставляли банки на ночь — прятали их в траве у самого ствола, чтобы чужие мальчишки не заметили.
Приходишь утром — а банка уже полная, и на поверхности копошатся муравьи-сладкоежки. Осторожно выберешь их пальцем, а потом пьёшь холодный сладкий сок. Вот оно, счастье!
Но берёзовый сок — это весенняя забава. А сейчас осень, берёзы в парке пожелтели, а мы едем к бабушке копать картошку.
Машина выехала к реке, повернула направо, под железнодорожный мост. У моста три фермы — две полукруглые, а одна — прямая. В войну немцы бомбили мост и обрушили пролёт. Тогда при ремонте и поставили прямую ферму взамен полукруглой.
Это уже пригород. Частная застройка. Где-то справа — железная дорога на Новгород. Вдоль неё улица, на которой стоят одинаковые домики из оштукатуренных шлакоблоков, в которых живут железнодорожные работники.
В одном из таких домиков жили мамины родители. Там-то и были задорный пёс Полкан, и машинка, которую я катал по полу.
Теперь в этом доме живут совсем другие люди. Так бывает, что уж тут поделать.
А мы едем мимо гидроэлектростанции, которая своей плотиной перегородила реку на всю ширину. Сейчас плотина закрыта — уровень воды в реке невысок. На почерневших от времени бетонных сливах растёт ярко-зелёный мох.
Под самой плотиной стоят рыбаки с удочками и донками. Вообще-то, ближе пятисот метров от плотины рыбу ловить нельзя — запретная зона. Иногда приезжает рыбнадзор на моторке, и тогда рыбаки разбегаются, кто куда.
А что поделать, если у плотины клюёт лучше? Рыба поднимается вверх по течению, упирается в плотину и остаётся в омуте. |