Не обращая ни малейшего внимания на негодующий визг и поток брани, несущиеся ему вслед, пока он спускался по лестнице, Гарри вынес Тори на промозглую в декабре улицу. Там он вручил девочку Эвансу, взобрался на коня и забрал её назад. Было холодно, слишком холодно для ребёнка, завёрнутого всего лишь в тряпки. Гарри распахнул сюртук и закутал Тори, пристроив её на сгибе локтя.

– Поспешим, дорогая, давай поедем куда–нибудь и вымоем тебя.

Было слишком поздно возвращаться в Элверли. Слишком поздно и холодно.

– На ближайший приличный постоялый двор, – приказал он Эвансу.

* * *

Они отыскали постоялый двор, и Гарри приказал подать еды для себя и Эванса через час, а пока принести небольшую ванну и тёплую воду в его комнату.

Уже стемнело, но он послал Эванса попытаться раздобыть одежду для ребёнка и всё, в чём ещё могла нуждаться Тори. Благослови Господи миссис Эванс и её многочисленный выводок.

Гарри бережно уложил Тори на кровать и стал разматывать зловонные тряпки, в которые она была завёрнута. Несколько последних лоскутов присохли к её тельцу, и, когда он попытался снять их, она заплакала. И плакала. И плакала.

Это был душераздирающий плач. Гарри сходил с ума. Он не имел представления, что делать. Он осторожно взял её на руки. Без пелёнок она была такой крошечной и хрупкой, что он боялся что–нибудь повредить ей.

Одной рукой он обхватил Тори сзади за шейку, поддерживая головку, и прислонил малышку к плечу – он видел, как это делали женщины. Но она безутешно плакала.

– Ну, ну, – бормотал он, – вот увидишь, не так уж плохо будет, как только вымоем тебя, и станешь у нас чистенькой и хорошенькой.

Малышка продолжала кричать. Гарри ходил взад–вперёд, чувствуя, как растёт паника.

Появилась служанка с небольшой оловянной ванной и бидоном горячей воды.

– Слава тебе Господи, – с облегчением приветствовал её Гарри. Он протянул служанке девочку. – Она плачет. Что мне делать?

Девица отпрянула.

– Я не знаю, – произнесла она, – я ничего не понимаю в детях.

Она сгрузила ванну перед очагом, наполнила наполовину горячей водой и поставила бидон рядом.

– Она, наверно, просто есть хочет.

– Хочет есть? – переспросил Гарри. – Но ведь она ела пару часов назад.

Девица одарила его жалостливым взглядом:

– Она ведь ещё маленькая.

Гарри почувствовал себя идиотом. Ну, конечно же. Крошечные растущие создания всё время едят. Он знал это по щенкам и жеребятам, почему же не подумал то же самое о Тори?

– Молоко, – приказал он девице. – Достаньте для неё молока, немедленно.

Та глупо улыбнулась и вышла.

Гарри успокаивающе поглаживал Тори по спинке. Она продолжала вопить.

– Сейчас прибудет обед, – уговаривал он её. – Ждать совсем недолго.

Девица вернулась с молоком в фарфоровом сосуде странной формы, с дыркой с одной стороны и с носиком в виде соска с отверстиями на кончике. Молоко было тёплым.

– На ваше счастье у кухарки нашлась эта бутылочка, – пояснила служанка. – Кто–то оставил её несколько недель назад.

Гарри взял сосуд и осторожно попытался приложить носик к губкам Тори.

Ничего не произошло. Она разоралась ещё громче.

– Вам лучше всего сесть, – посоветовала девица.

Он сел на кровать и стал баюкать малышку на руках, качая и приговаривая. Потом сунул сосок в ротик. Она всё так же горько рыдала.

– Наклоните чуток, – вновь посоветовала горничная.

Гарри наклонил сосуд так, что несколько капель молока брызнули в рот малышке. Она продолжала плакать, но немного молока попало в ротик. Остальное стекло по подбородку.