|
– Расскажите мне о своих друзьях, – попросила она, усаживаясь на край стола, тогда как Ругон стоял перед нею. Луиджи, который не спускал с них глаз, резко захлопнул ящик с красками. – Я ухожу! – заявил он. Но Клоринда побежала за ним и привела обратно, дав клятву, что будет позировать. Она, видимо, опасалась остаться с Ругоном наедине. Когда Луиджи сдался, она стала выискивать предлог, чтобы оттянуть время. – Позвольте мне только съесть что нибудь. Я очень голодна! Ну, два – три кусочка! Открыв дверь, Клоринда крикнула: «Антония! Антония!» – и приказала ей что то по итальянски. Не успела она снова устроиться на столе, как вошла Антония, держа на каждой ладони по ломтику хлеба с маслом. Служанка вытянула свои ладони, как поднос; она смеялась глупым смехом, точно ее кто то щекотал, и широко раскрывала рот, казавшийся особенно красным на смуглом лице. Потом отерев руки о юбку, она повернулась к выходу. Клоринда спросила у нее стакан воды. – Хотите кусочек? – предложила она Ругону. – Я очень люблю хлеб с маслом. Иногда я посыпаю его сахаром. Но нельзя же всегда быть сластеной. Сластеной она, действительно, не была. Однажды утром Ругон застал ее за завтраком, состоявшим из куска холодного вчерашнего омлета. Он подозревал ее в итальянском пороке – скупости. – Три минутки, Луиджи, хорошо? – крикнула она, принимаясь за первый ломоть. И опять обратилась к Ругону, который все еще не садился: – Господин Кан, например, – что он за человек, как он стал депутатом? Ругон согласился на этот допрос, надеясь таким образом что нибудь из нее выудить. Он знал, что Клоринду занимает жизнь всех и каждого, что она собирает сплетни и внимательно следит за сложными интригами, которые плетутся вокруг. Особеино ее интересовали богатые люди. – Ну, Кан родился депутатом! – ответил он со смехом. – У него и зубы то, наверное, прорезались на скамье Палаты! При Луи Филиппе он уже заседал в рядах правого центра и с юношеской страстью поддерживал конституционную монархию. После сорок восьмого года он перешел в левый центр, сохранив, впрочем, свой страстный пыл, и в великолепном стиле сочинил республиканский символ веры. Теперь он опять обретается в правом центре и страстно защищает Империю… А вообще он сын еврейского банкира из Бордо, владеет доменными печами близ Брессюира, считается знатоком финансовых и промышленных вопросов, живет довольно скудно в ожидании большого состояния, которое когда нибудь наживет; пятнадцатого августа прошлого года ему было присвоено звание офицера ордена Почетного Легиона. Устремив глаза в пространство, Ругон продолжал вспоминать: – Кажется, я ничего не забыл… Да, он бездетен… – Как, разве он женат? – воскликнула Клоринда. Она сделала жест, говоривший о том, что Кан больше ее не интересует. Он хитрец, он прячет свою жену. Тогда Ругон сообщил, что госпожа Кан живет в Париже, но очень замкнуто. Затем, не дожидаясь вопроса, он сказал: – Хотите жизнеописание Бежуэна? – Нет! Нет! – возразила Клоринда. Но Ругон настоял на своем: – Бежуэн кончил Политехническую школу. Писал брошюры, которых никто не читал. Владеет хрустальным заводом в Сен флоране, около Буржа. Выкопал Бежуэна префект Шерского департамента… – Да замолчите же! – взмолилась молодая девушка. – Достойнейший человек, голосующий за тех, за кого следует голосовать; никогда не болтает, очень терпелив, ждет, чтобы о нем вспомнили; всегда глядит кому нужно в глаза, чтобы о нем не забыли, Я представил его к званию кавалера Почетного Легиона. |
