— Этого не было в сцене, но импровизация впечатляет, — говорит она, принимая его.

Она делает глоток и открывает книгу. Пятнадцать минут спустя, она чувствует запах. Что-то горит. Пока она успевает завернуть себя в банное полотенце, пожарная сигнализация включается. Она бросается к кухне, оставляя позади себя следы мыльной пены.

Блейк открыл все окна, и стоя на стуле в коридоре, размахивает журналом перед детектором дыма. Его волосы слегка влажные, на нем черная рубашка с двумя расстегнутыми пуговицами и выцветшие джинсы. Он босиком. Она начинает смеяться.

— Ты сжег салат?— кричит она, пытаясь перекрыть шум.

Он сердито смотрит на нее сверху.

Она заходит на кухню и видит почерневшие куски стейков. Выбрасывает их в бункер. Покачав головой, кладет кусочек помидора из салата в рот и сразу же выплевывает. Пересолено. Салат отправляется вслед за стейком. Сигнализация, наконец, перестает реветь.  Она смотрит вверх, но он стоит в дверном проеме.

— Ты никогда не готовил, да?

— Нет, — признается он. — Может, мы куда-нибудь сходим?

— Нет. Почему бы нам просто не сделать сендвичи?

— Сендвичи?

— Ах. Мой. Бог. Ты никогда не ел сендвичей? Ты даже не знаешь, что ты потерял. Ты должен попробовать один раз.

— Oкэй.

— Позволь мне одеться, и я отправлюсь в магазин за ингредиентами.

— Я пойду с тобой, — предлагает он.

Они входят вместе в местный рыбный магазин, где она берет большой пакет чипсов.

— Рыба не нужна?

— Нет. Теперь нам нужно зайти в магазинчик на углу за хлебом.

— У нас есть дома хлеб?

— Эх. Там слишком хорошие вещи, это еда бедных людей. Для этого нам понадобится буханка дешевого белого хлеба.

Она выбирает нарезной батон белого хлеба, и Блейк платит за него.

— Вот, — говорит она.

— Это что все ингредиенты, которые необходимы для нашей еды?

— Остальные есть дома, — говорит она, и с ужасом вдруг понимает, что она только что сказала. Она назвала его апартаменты домом. Но он ничего не говорит. Она надеется, что он не заметил.

В кухне, Блейк садиться за столешницу и наблюдает, как она обильно намазывает четыре ломтика хлеба сливочным маслом, кладет на два чипсы, зигзагообразно поливает томатным кетчупом, посыпает солью и сверху накрывает хлебом.

— Вуаля. Знаменитые сендвичи.

— Это?

Она пододвигает к нему тарелку.

— Попробуй.

Он смотрит на нее без особого желания.

— Давай. Я пробовала твою икру.

— Верно, — он делает крошечный укус и осторожно начинает жевать.

— Нет, нет, так это не едят. Ты должен заглотнуть его. Типа так, — она открывает рот и откусывает большой кусок. Он следует ее примеру. Странно наблюдать за ним, когда он ест, набив полный рот.

— Ну? — требует она ответа.

— На самом деле не плохо. Удовлетворительно.

— Именно этим питаются многие дети, которые живут в муниципальных домах.

— И ты?

— Нет, моя мать никогда не употребляла алкоголя или наркотиков, поэтому не тратила деньги, которые предназначались на еду на эти ужасные привычки.

— У тебя счастливое детство?

— Да, думаю да. До тех пор, пока моя мать не заболела, я была очень счастлива.

— Почему у тебя так и не было парня?

Она вытирает губы салфеткой, сглатывает и усмехается.

— Все парни боялись Джека. И после того, как моя мама заболела, а мой отец оставил нас, все мысли о парнях испарились.

— Кто это, Джек?

— Он ближе мне, чем брат.

— Почему они боялись его?

— Потому что Джек не только большой и сильный, он совершенно бесстрашен.