— Что «пожалуйста»? — тихо, едва слышно, спросил Власий.

Широкая ладонь управляющего почти ласково взъерошила волосы. Рэми моргнул. Слетела с ресниц, пробежала по коже слеза, разбилась о половицы. Пальцы Власия прошлись по щеке, стирая мокрую дорожку, голос его внезапно потеплел, слова коснулись груди теплой лаской:

— Ну же, мальчик. Скажи…

— Я…

Рука Власия скользнула под подбородок, вновь заставив поднять голову. Рэми невольно зажмурился. Он чувствовал, как второй рукой Власий убирает от его лица волосы, касаясь бережно и ласково. Еще одна невольная слеза скользнула по щеке и не успела сорваться на пол, пойманная заботливыми пальцами:

— Ты почему плачешь?

— Я… не знаю, — честно признался Рэми. — Они сами…

— Так уж и сами? — в голосе Власия послышалась ласковая усмешка. — Почему боишься? Разве я тебя обижал? — а теперь странная обида. — Волчонок.

Чужие пальцы перестали держать подбородок, и Рэми опустил голову, одновременно открывая глаза. Вновь эти сапоги, вновь вышивка на подоле, казалось, уже знакомая до последнего стежка. Близко. Слишком близко.

— Не боюсь, — чуть обиженно сказал Рэми. Сказал правду. Почти правду. — Можно мне?

— Можно что?

— Посмотреть… — непослушная рука сама вновь вцепилась в колючую шерстяную тунику Власия. Управляющий поймал ладонь Рэми, уверенным жестом заставил развернуть руку ладонью вверх и разжать пальцы, мягко провел по кровоточащим мозолям:

— Да ты совсем не приучен к такой работе.

Рэми вырвал руку и насупился:

— Я привыкну.

Обязательно привыкнет, ради Брэна. Брэн даже не приказал, попросил быть послушным и старательным. Рэми старался. Изо всех сил. Только вот получалось не всегда. Рэми почему-то все равно был хуже остальных, и это убивало. Ну почему, почему у него не получается? Почему он такой слабый?

— Знаю, что привыкнешь, — задумчиво ответил Власий. — Иначе и быть не может. На церемонию забвения захотел посмотреть?

Рэми радостно кивнул. Власий сам догадался, он умный, и надежда, недавно только несмело пробивающаяся через пепел отчаяния, вдруг расцвела белым цветком. Рэми и сам не знал, почему так сильно хотел попасть на ту церемонию. Но хотел до тошноты, до дрожи в коленях, до прерывистого дыхания. А теперь, может, и получится. Власий ведь спокойно спросил. Не насмехался, не злился. Не уговаривал образумиться, как Брэн, не говорил, что на такие церемонии рожан не пускают. Ну почему не пускают? Рэми только одним глазком. Совсем чуть-чуть. С них же не убудет?

— Пожалуйста, — прошептал он. — Хоть ненадолго. Я буду послушным. Тихим… как мышка. Пожалуйста.

— Ты и послушный? — Власий вновь потрепал волосы Рэми. — Вечно скулящий от страха волчонок.

— Я не боюсь! — живо вскинул подбородок волчонок, тотчас пожалел и вновь испугался.

Мама говорила, что арханы не любят, когда им перечат. А Рэми так хотел сейчас угодить Власию.

— Конечно не боишься, — улыбнулся Власий. — И чего меня бояться-то? Я несмышленых волчат не трогаю. И внук у меня твоих лет, только глупый и разбалованный. И ленивый, дочке сладу с ним нету. А ты вот какой… смышленый. Глазищи-то вот как горят, как у настоящего волка. Плачешь, а все равно грызешься. Хочешь увидеть свою церемонию, так увидишь, мне не жалко.

Рэми ушам не поверил. Так просто? На самом деле так просто? Чувствуя, как разгорается в душе огонь радости, он ошеломленно смотрел, как управляющий надел белоснежные перчатки и взял стоявший на столике у входа фонарь с вырезанными птицами на ажурных стенах. Подождав, пока Рэми закончит одеваться, он поманил за собой и бесшумной тенью выскользнул за дверь.