— Если это такие же свитера, как у блондинки, я, возможно, одолжу у тебя ребенка, чтобы посетить занятия в «Мама и Я».

Пару минут мы оба молчали, наслаждаясь умиротворением чистой ночи. Голос Романа был серьезным, когда он снова заговорил.

— Как там Эй Джей?

Эй Джеем называли моего отца, прозвище — сокращение от Эндрю Джаггер. Ни один из нас не использовал полное имя, я всегда был Дрю, а он — Эй Джей.

— Плохо. Теперь рак распространился на легкое. Похоже, им придется удалить кусочек.

— Блядь. Мне жаль, друг. Эй Джей слишком молод для такого дерьма.

Четыре месяца назад мой отец пошел к врачу на ежегодный осмотр, и анализ крови показал, что печеночные ферменты отсутствуют. Через два дня ему поставили диагноз «рак печени». Несмотря на то что статистика не была на его стороне — пятнадцать процентов выживаемости на протяжении пяти лет — он был оптимистом. Он пережил месяцы химиотерапии в высоких дозах, превратившие его в больную собаку, все это только ради того, чтобы после окончания последнего курса терапии ему сказали, что найдены метастазы в легком.

— Ага. Я рад, что могу быть здесь ради него. У него хуева туча друзей и бизнес-партнеров, но нет жены, которая бы позаботилась о нем, так что мне нужно было вернуться в Нью-Йорк.

— Я уж начинал было думать, что ты не вернешься.

— Думаю, таким был план Алексы.

Я всегда рассчитывал вернуться в Нью-Йорк, чтобы заниматься практикой отца. Когда я вступил в коллегию адвокатов, Алекса умоляла меня остаться в Атланте еще на год. Это означало, что нужно будет сдать еще один адвокатский экзамен, но я пытался делать ее счастливой, пока она адаптировалась к материнству. Так что мы решили остаться в Атланте еще на один год. Один перетек в два, и так пока мой отец не заболел; я думал, что в планах Алексы было попросить еще об одном годе.

— Она приспосабливается. Любит ходить по магазинам и решила немного поучиться на актерских курсах. По-видимому, это то, чем она всегда хотела заниматься, но не осознавала этого, пока не посетила первое занятие. — Я пожал плечами. — В любом случае это делает ее счастливой.

Роман посмотрел на меня.

— Что насчет тебя? Она делает тебя счастливой?

— Она хорошая мать.

— Как и моя мать. Но это не значит, что я хочу трахнуть ее и застрять с ней на весь остаток жизни.

— У тебя уникальное видение на всякое дерьмо.

— Я трахаю инструктора по йоге, она увлекается всем этим интроспективным дерьмом.

— Уверен, ты с ней именно поэтому. А не потому что она может закинуть ноги себе на плечи.

— Единственное время, когда она нахрен затыкается и прекращает попытку просветить меня бесполезной мудростью — когда она закидывает свои ноги мне на плечи. Мой член действует как затычка в ванной, полной цитат мудрости.

Я усмехнулся, а затем поднялся, хлопнув своего друга по спине.

— Пошли вернемся на вечеринку. Я отморозил себе яйца и хочу проверить Бэка. Там становится слишком громко.

Продвигаясь сквозь растущую вечеринку, я проложил себе дорогу в комнату моего малыша. Такой чертовски милый, даже улыбается во сне. Ладно, возможно, это было подергивание, но его ротик расслаблялся и растягивался в улыбке каждые несколько секунд. Ему, наверное, снились сны о гоночных машинах и винограде — двух вещах, ставших любимыми в последние пару месяцев. Я подтянул одеялко к его подбородку и провел пальцами по мягким щечкам. Господи, я никогда и не мечтал любить кого-то настолько сильно. На мгновение сердце в груди сжалось от мысли, что двадцать с чем-то лет назад мой собственный отец смотрел на меня так же. Мне нужно было, чтобы отец поправился. Я хотел, чтобы он узнал моего сына и научил меня быть таким же отцом, как он сам.