– Понимаю, – касаюсь его руки. – Светлого пути тебе, Алиш. Я постараюсь найти тебя потом.

– Не обещай невозможного, – просит он негромко. – Светлого пути!

После этого я иду, не оглядываясь. У сказителей нет дома; нам не о чем жалеть. Но Алаойш и Фог пока хранят этот дом, вместе.

Быть может, я смогу навестить их ещё раз.

1. Спутник

Алаойш Та ци, Восточный Лоргинариум

Когда он очнулся, уже почти наступила ночь. Нечто подавляюще громадное нависало над ним, заслоняя и небо, и землю, и даже сами его мысли.

«Спутник», – возникло в пустоте слово, а затем пришло имя.

Это показалось правильным.

Теперь он не знал ничего, кроме одного: он – эстра, а спутника зовут Алаойш Та ци.

Куда мне идти?

Спутник безмолвно простёр руку к западу, потом к востоку. Тени метнулись вслед за движением; эстра почувствовал, как в него по крупицам вливается знание – о сторонах света, о времени дня и ночи, о том, что смолистые деревья, подобные тем, что растут вокруг, бывают лишь в горных долинах Лоргинариума. Постепенно эстра осознавал, что ему следует подняться и вырезать ножом, заткнутым за пояс, длинный посох из тонкой и прямой ветви, а затем повязать на неё алую ленту – ту самую, что обёрнута сейчас вокруг его руки. А исполнив всё это, идти на восток.

С востока дул ветер и пахло дымом. А ещё – там дрожало лиловатое марево, невидимое глазу простого человека, и оно называлось морт.

Закончив вырезать посох, эстра ощутил мертвящую тяжесть. Спутник, заслоняющий небо и землю, выжидал.

– Я благодарю тебя. – Слова давались нелегко, точно их силой приходилось вытягивать из памяти. Но они были единственно верными и давали облегчение. – Я буду звать тебя снова.

Спутник взметнулся к небу потоком искр, но одна из них зависла над левым плечом эстры холодной звездой.

Тяжесть исчезла.

Дорога к человеческому жилью обещала быть долгой.

Сперва подлесок почти не мешал – редкие молодые побеги легко перешагнуть или обойти. Но вскоре заросли начали становиться гуще и гуще. Колючие лозы, усыпанные мелкими белыми цветами – поздняя весна в горах бывала долгой, – переплетались с кустарником и повисали на старых деревьях, временами образуя непроходимый заслон. Простое чёрное одеяние с широкой накидкой, перетянутой широким поясом, мало подходило для такого путешествия, и вскоре эстре пришлось остановиться, чтобы снять её и остаться в одной плотной рубахе. Под плотной рубахой оказалась другая, гораздо нежнее и тоньше, а ноги были замотаны до колен широкими полосами ткани. Эхо воспоминаний шептало, что выходить в таком виде к людям непристойно; здравый смысл говорил, что куда хуже изодрать шипами единственную накидку.

«Хиста. Это называется хиста».

Через некоторое время эстра понял, что о чём бы он ни задумался, в голове обязательно начнут всплывать обрывки разрозненных сведений об этом предмете, будь то одежда, какое то растение или деревенские традиции. Что то из тех полувоспоминаний полуозарений казалось непререкаемой истиной, что то предположением, а что то – смутным откликом из сна. Когда на прогалине в лесу попалось дерево, под которым в изобилии лежали мелкие плоды в светло коричневой скорлупе, странник вспомнил, что они на вкус пряные, немного смолистые и что ими можно хорошо утолить голод, но потом обязательно захочется пить.

Вот только эстра не мог понять, хорошим ли кажется их вкус или же отвратительным.

– Как будто знания во мне – не мои, – пробормотал он, переступая с ноги на ногу, и вдруг ясно осознал: чувство, которое он сейчас испытывает – беспокойство.