Она здесь с прошлой ночи. Надеюсь, я правильно поступил, позволив ей остаться?
— Да, правильно. — Ро прошел через библиотеку в садовую комнату. На пороге задержался, дав глазам привыкнуть к тусклому свету догорающего очага. В комнате стояли четыре дивана и два глубоких кожаных кресла. В одном из них, у самого огня, спала Софарита.
Как только Ро вошел, четыре незажженные лампы ярко вспыхнули, и проемы трех дверей, ведущих в сад, наполнились тенью. Софарита выпрямилась и спросила:
— Они по-прежнему хотят убить меня?
— Сейчас у них другое на уме.
— Подойди сюда, — приказала она, и он, к собственному удивлению, подчинился. Софарита, встав, взяла его раненую руку в свою, и боль прошла. Ро сжал пальцы в кулак — кости срослись полностью. — Ты смелый человек, подвижник Ро, — тихо сказала Софарита. — Собравшись стрелять в третий раз, ты думал, что орудие взорвется вместе с тобой.
— Верно, думал.
— И все-таки выстрелил. Это был благородный поступок.
— Зачем ты пришла сюда? — покраснев, спросил подвижник.
— Ты по-прежнему нуждается в моей помощи, аватар. Как дела у солдата, которому я сломала ноги?
— Он лежит. Такие переломы заживают не сразу.
— Я обошлась с ним жестоко. Позволила гневу взять над собой верх. Больше такого не повторится. Завтра я и его вылечу.
Ро сел на стул напротив нее и спросил:
— Как ты думаешь, скоро они вернутся?
Она пожала плечами:
— Вряд ли они еще раз попытаются штурмовать города с моря. Они уже высадили на юге свою армию, три тысячи человек — и зверей. Еще одна армия движется по Луану, неся с собой смерть и разрушение.
— Что ты нам посоветуешь при таких обстоятельствах?
— Следуйте своей природе — что же еще? Вас уже ничто не изменит.
— Ты до такой степени ненавидишь аватаров? — спросил он, уловив в ее голосе презрение.
— Ты не понял меня, подвижник Ро, — с грустной улыбкой ответила она. — Я говорю не об аватарах, а о людях в целом.
Для меня теперь многое ясно, и эта ясность ширится с каждым днем. Мы все делаем то, для чего рождены. У моей тетки Лалии был кот. Его хорошо кормили, но он даже с полным животом убегал на луг и охотился там за птицами. Убитых птичек он не ел — зачем же он тогда убивал их? С тем же успехом можно спросить, зачем цветы раскрываются или дождь падает с неба.
Он убивает, потому что рожден убивать. Такова цель его жизни.
На то ему даны зубы, когти и проворство. Он охотник. Если он не будет охотиться, для чего он тогда нужен? — Софарита помолчала и заговорила снова:
— Несколько недель назад я была вдовой, живущей в маленькой деревушке. Я знала свою роль и хорошо исполняла ее. Я вела себя скромно в обществе мужчин и работала в поле с другими женщинами. По истечении траура я приняла бы нового мужа, которого выбрал бы для меня отец, и рожала бы ему детей. Теперь я больше не деревенская вдовушка. Я смотрю на мир шире, и ветры времени подвластны мне. Сегодня они унесли меня далеко. Я видела, как человек, обросший густой шерстью, вышел из дикого леса. Видела, как он умнеет и обучается разным новым вещам — и эти вещи всегда были сопряжены со смертью. Известно ли тебе самое великое из открытий, совершенное человеком шестьсот тысяч лет назад? — Ро покачал головой, и Софарита с невеселым смехом пояснила:
— Он открыл, что дротик должен быть всего тяжелее на треть длины от острия. Это обеспечивает ему хороший полет и наибольшую убойную силу. Человек изъяснялся тогда мычанием и жестами, но дротики делать уже умел.
Я видела такое, подвижник Ро, что могло бы разбить самое крепкое сердце. |