В поведении Николая Ивановича по выходе из крепости много необъяснимого. Существует даже версия о его духовном перерождении в результате ареста и четырехлетнего заключения. На следующий же день после смерти матери Павел I подписал указ об освобождении ряда узников, список открывался именем Новикова. Носились слухи, будто император сделает его «университетским директором», но после краткого свидания наедине Павел расстался с издателем навсегда. Громадные долги не были сняты с плеч старика, а нищенское положение имения поправлено. Косвенным образом это свидетельствовало о недовольстве монарха. Государь забрал к себе дело московских мартинистов, и после убийства оно было найдено в его комнате.

Никто из прежних «братьев» не помогал Новикову, даже не виделся с ним, сам он теперь отзывался об ордене скептически. Своему, пожалуй, последнему другу Д. П. Руничу Николай Иванович советовал не сближаться в Москве с масонами. Видимо, просветитель понимал, что орденские «начальники» подставили его под удар. Остаток дней он прожил в Авдотьине, где и скончался уже после Наполеоновского нашествия.

Заключение

«КАПЛЯ В МОРЕ»

Последние пять лет жизни Екатерины были отмечены глубоким увяданием физических и нравственных сил. Тем, кто знал императрицу в лучшие годы, тяжело было смотреть на царственную тень былой мощи и силы. Она все еще сохраняла остроту ума и трезвость политических суждений. На просьбу французских роялистов вооруженной рукой извне задавить «гидру революции» государыня ответила предупреждением — интервенция погубит дело монархии во Франции: как только нога иностранного солдата пересечет границу, даже колеблющиеся французы встанут под знамена якобинцев, защищая свою родину. Будущее показало, что престарелая государыня была права: «Республика всегда в конце концов превращается в монархию… На счет контрреволюции положитесь на самих французов, они это сделают лучше, чем все союзные государи».

Незадолго до появления на политическом горизонте Наполеона она писала Гримму: «Если Франция справится со своими бедами, она будет сильнее, чем когда-либо… но для этого нужен человек недюжинный, ловкий, храбрый, опередивший своих современников и даже, может быть, свой век… Если найдется такой человек, он стопою своею остановит дальнейшее падение, которое прекратится там, где он станет». Многолетний опыт позволял императрице видеть развивающиеся события, как в чашке воды.

Внешняя политика конца царствования оказалась столь же активной, как и на протяжении предшествующих трех десятилетий. Это объяснялось не столько наступательными идеями самой государыни, сколько опасной и быстро менявшейся международной ситуацией. План действий, намеченный еще Потемкиным в отношении Польши, был осуществлен уже после его смерти, в 1792 году, и привел ко второму разделу Речи Посполитой. Противники польской конституции 3 мая составили Торговицкую конфедерацию, подкрепив вступление русских войск на территорию Польши официальным призывом. Пруссия, не желая уступать, также ввела свои войска, но не для защиты польских реформ, как она обещала варшавским сторонникам, а для отторжения Познани и приграничных с Силезией земель. Россия получила Волынь, Подолию и часть Литвы. «Вы меня не поздравляете с колыбелькой русскою, — писала в августе 1793 года Екатерина графу И. Г. Чернышеву, — то есть с присоединением к империи трех прекрасных и многолюдных губерний?»

Однако второй раздел Польши не поставил точку в судьбе старого противника, а лишь привел в движение те общественные силы, которые, по выражению Екатерины, развернули «истинно якобинское знамя бунта» Тадеуша Костюшко.