"А что если после моего зафиксированного звукозаписью отказа, -
подумал Скорцени, - они и в самом деле выдадут меня русским? Что если он
играет мной, этот седоголовый? Такое вполне можно допустить, янки берут не
силой, а коварством. Хорошо, а если я скажу ему, что мне надо подумать?
Каждое мое слово записывается, Хеттль раскололся, я в ловушке... Но ведь
просьба отложить разговор может трактоваться будущими историками как
косвенное согласие на вербовку... Вправе ли я упасть лицом в грязь, я,
Отто Скорцени, освободитель Муссолини, любимец фюрера, герой рейха? А
дергаться в петле я вправе? Время, всегда надо думать о времени, выигрыш
времени равнозначен выигрышу сражения - аксиома. В воздухе носится то, о
чем говорил фюрер: союзники передерутся, Трумэн никогда не уживется со
Сталиным. Кто тогда будет нужен Трумэну, чтобы спасти Европу от
большевизма? Мы, солдаты рейха, мы - больше эта задача никому не по зубам.
Поверить этому седому? В конечном счете я могу согласиться на
сотрудничество, если действительно пойму, что меня выдают русским, но я
скажу об этом братьям по СС, и они задним числом санкционируют этот
поступок, ибо и в логове янки я стану работать на нас, на будущее немцев".
Поняв, что он нашел оправдание себе, ощутив какое-то расслабленное
успокоение и одновременно брезгливость к себе, Скорцени ответил:
- Я никогда ни с кем не пойду ни на какое сотрудничество.
- Хм... Что ж, пеняйте на себя... Но ответили вы как солдат. Едем.
- Куда? - спросил Скорцени, ощутив, как внутри у него все захолодело;
голос, однако, его не выдал - был по-прежнему спокоен.
- Я приглашаю вас на ужин. Пусть ваш последний ужин в жизни пройдет
лицом к лицу с вашим врагом.
Он привез Скорцени на вокзал, забитый американскими солдатами -
шумно, весело, угарно; тут уж, конечно, никакой записи быть не может (ее
действительно не было); в офицерском буфете было, однако, пусто; полковник
заказал по стэйку', пива и московской водки, пояснив, что русские союзники
в Берлине отдали большую партию чуть не за полцены, не знают бизнеса -
именно сейчас, на гребне б р а т с т в а, надо было б продавать
втридорога.
_______________
' С т э й к (англ.) - кусок жареного мяса.
После первой рюмки полковник жадно набросился на мясо, но его манера
не была Скорцени отвратительна, потому что он видел в этом характер
человека: кто быстро и сильно ест, тот умеет принимать решения, а это дано
далеко не многим.
- Знаете, я довольно давно изучаю прессу и радиопрограммы Геббельса,
- расправившись со стэйком, продолжил полковник, отхлебнув сухого,
беспенного, какого-то вялого американского пива. - И чем дольше я изучал
Геббельса, тем яснее мне становилось, что он таил в себе постоянное,
глубоко затаенное зерно ужаса перед фюрером. |