|
.. Но еще не все потеряно, Элеонора Рузвельт требует, чтобы реакционеры с юга были убраны из комиссии, пусть туда пустят нормальных американских либералов... Ты слышишь меня, Пол? - Да. Ты веришь, что их так легко оттуда убрать? - Когда так ужасно, надо быть всем вместе. Пол, мы ждем тебя... - Да, надо быть всем вместе... Только я сначала залечу в Вашингтон... - Что-нибудь случилось? - В том-то и дело, что ничего не случилось, старина... Все пошло прахом... Все, понимаешь? Дай мне Крис... Он явственно увидел, как она выхватила трубку из рук Грегори. "Как это ужасно - говорить по телефону, зная, что каждая твоя интонация, не то что слово, записывается на медленно двигающуюся пленку диктофона, над которой склонились люди, вроде тех, что мучали Эйслера. Будь ты проклята, техника двадцатого века! Бедная моя конопушка, из одного ужаса попала в другой..." - Милый, здравствуй, любовь моя! - Здравствуй, - ответил он, подумав, что девочка забыла самое себя: "Ведь именно она учила меня, что нельзя открываться перед г а д а м и, они умеют играть тем, что любишь более всего на свете. Бедная девочка, какая-то обреченность кругом, давит, сил нет, сейчас замолотит заячья лапа, не сердце, а какая-то тряпка, черт его забери... Ты не смеешь так думать, - сказал он себе, - ты должен быть крепким и здоровым, потому что есть Крис и ты ей нужен, а все большие дела в мире начинаются с любви - к ребенку, женщине, маме..." И как раз в этот миг он вновь услыхал в себе тот давешний, подлючий голос, который так ненавидел, но который жил в нем помимо его воли и желания: "А может быть, именно любовь толкает человека к тому, чтобы примиряться с обстоятельствами?" - Милый, почему у тебя такой ужасный голос?! - Немного простудился, конопушка... Это пройдет, как только я увижу тебя. - Я буду молиться, чтобы самолет благополучно перелетел этот чертов океан. - Обещаю тебе, что он перелетит. - Если случилось что-то не так, не огорчайся уж очень-то, всегда надо уверенно думать о том, что задуманное рано или поздно сбудется, тогда непременно все случится так, как ты хочешь. - Бросай математику, конопушка... - усмехнулся Роумэн. - Переходи в Армию спасения, там нужны талантливые лекторы. И платят хорошо. - Ладно, я начну готовиться, только скорее прилетай... - Ну его к черту, этот Вашингтон, - сказал вдруг Роумэн. - Я сейчас поменяю билет и возьму тот рейс, где не надо ждать в нью-йоркском аэропорту, и сразу же прилечу к вам... - Ох, как это хорошо, милый, я так счастлива... Погоди, тебе что-то хочет сказать Элизабет... - Целую тебя, конопушка. - А как я тебя целую, милый, если б ты только знал! Голос у Элизабет был какой-то сломанный, затаенный: - Здравствуй, седой братик, рада тебя слышать. |
