Нет.
Нет, - повторил он, - не только поэтому. Видимо, я споткнулся на другом.
Ну, а на чем? Видимо, на том, - ответил он себе, - что Ригельт ответил: "Я
работаю в ИТТ"... Он очень не хотел мне этого говорить, но я знаю, как
заставлять их говорить правду, я их всех и г р а ю в себе, поэтому у меня
получается с ними. Он не должен был говорить мне этого, но он не был готов
к моему прямому вопросу и поэтому ответил правду, ибо боялся, что
маленькой ложью, к которой он не успел приладиться, сорвет то дело, ради
которого его отправили в этот самолет. Я нужен ИТТ. То есть Кемпу. А за
Кемпом стоят немцы. Но кто меня убедит в том, что за теми немцами, которым
я нужен, не стоит служба Роумэна?"
Обернувшись, Штирлиц поманил к себе Ригельта. Тот показал ему глазами
на анкету: мол, сейчас закончу и подойду, и спокойно углубился в
заполнение полицейского бланка. "Весь мир уже учтен, причем не раз и не
два, но все равно продолжают учитывать, хотя, с другой стороны, пойди не
учти его - вот бы я через два часа и оказался на советской территории:
собственность ли, аренда, не важно уже; можно лечь хоть на столе и спать
несколько дней кряду; спать, ничего другого я сейчас не хочу, спать
с п о к о й н о. Могу же я позволить себе такую мечту, не правда ли?"
Ригельт засмеялся:
- Да будет вам, право! А в портфеле смотрели? Я всегда сую билет в
портфель, чтобы не рвать карманы: ведь у каждой двери вынь и покажи, можно
разориться на подкладочном материале... А потом паникую...
- У меня нет портфеля, дружище.
- Ах, так... Ну-ка, еще раз тотальную проверку!
Штирлиц послушно обыскал себя; ничего, конечно же, не было.
"А если я сейчас попрошу у стюарда завтрак, - подумал Штирлиц, -
разверну маленькие вилки, а ножик суну ему в сонную артерию? Меня не
интересует, как он будет вопить, а он будет вопить; он сделается
отвратительным в своем страхе смерти, отвратительным - то есть явственным,
зримым. Ну, и что тебе это даст? - спросил себя Штирлиц. - Ты в западне,
поэтому думать надо абсолютно спокойно, всякая паника лишь усугубит дело.
Что тебе это даст, кроме сладости отмщения человеку, в котором ты вновь
увидел концентрированный ужас нацизма? Чего же тогда ты не пырнул Мюллера?
Он фигура куда более серьезная. Ты ведь не сделал этого, потому что
надеялся на выигрыш. Нет, - возразил он себе, - я просто выполнял приказ:
"приказано выжить". А если я суну вилку в шею Ригельта - без содрогания и
жалости. - меня передадут полиции в Рио-де-Жанейро, где я сделаю
заявление, отчего я убил этого наци, и раскрутка дела приведет в ИТТ, к
Кемпу, к их цепи, а у них крепкая цепь, если этот бес успел получить
приказание п о д с к о ч и т ь ко мне в Лиссабоне и лишить документов. Ну
и что? Какое дело Бразилии до их ц е п и? У них своих забот хватает. Да,
но я потребую вызвать в тюрьму нашего консула, назову свое русское имя,
объясню, отчего все случилось. |