Изменить размер шрифта - +
Нет.
Нет, - повторил он, - не только поэтому.  Видимо, я споткнулся на  другом.
Ну, а на чем? Видимо, на том, - ответил он себе, - что Ригельт ответил: "Я
работаю в ИТТ"...  Он очень не хотел мне этого говорить, но  я  знаю,  как
заставлять их говорить правду, я их всех и г р а ю  в себе, поэтому у меня
получается с ними. Он не должен был говорить мне этого, но он не был готов
к моему  прямому  вопросу  и  поэтому  ответил  правду,  ибо  боялся,  что
маленькой ложью, к которой он не успел приладиться, сорвет то  дело,  ради
которого его отправили в этот самолет.  Я нужен ИТТ. То есть Кемпу.  А  за
Кемпом стоят немцы. Но кто меня убедит в том, что за теми немцами, которым
я нужен, не стоит служба Роумэна?"
     Обернувшись, Штирлиц поманил к себе Ригельта. Тот показал ему глазами
на  анкету:  мол,  сейчас  закончу  и  подойду,  и  спокойно  углубился  в
заполнение полицейского бланка. "Весь мир уже учтен, причем не  раз  и  не
два, но все равно продолжают учитывать, хотя, с другой стороны,  пойди  не
учти его - вот бы я через два часа и  оказался  на  советской  территории:
собственность ли, аренда, не важно уже; можно лечь хоть на столе  и  спать
несколько дней кряду; спать,  ничего  другого  я  сейчас  не  хочу,  спать
с п о к о й н о. Могу же я позволить себе такую мечту, не правда ли?"


     Ригельт засмеялся:
     - Да будет вам, право! А в портфеле смотрели? Я всегда  сую  билет  в
портфель, чтобы не рвать карманы: ведь у каждой двери вынь и покажи, можно
разориться на подкладочном материале... А потом паникую...
     - У меня нет портфеля, дружище.
     - Ах, так... Ну-ка, еще раз тотальную проверку!
     Штирлиц послушно обыскал себя; ничего, конечно же, не было.
     "А если я сейчас попрошу у стюарда  завтрак,  -  подумал  Штирлиц,  -
разверну маленькие вилки, а ножик суну  ему  в  сонную  артерию?  Меня  не
интересует,  как  он  будет  вопить,  а  он  будет  вопить;  он  сделается
отвратительным в своем страхе смерти, отвратительным - то есть явственным,
зримым.  Ну, и что тебе это даст? - спросил себя Штирлиц. - Ты в  западне,
поэтому думать надо абсолютно спокойно, всякая паника лишь усугубит  дело.
Что тебе это даст, кроме сладости отмщения человеку, в  котором  ты  вновь
увидел концентрированный ужас нацизма? Чего же тогда ты не пырнул Мюллера?
Он фигура куда более серьезная.  Ты  ведь  не  сделал  этого,  потому  что
надеялся на выигрыш.  Нет, - возразил он себе, - я просто выполнял приказ:
"приказано выжить".  А если я суну вилку в шею Ригельта - без содрогания и
жалости. -   меня   передадут  полиции  в  Рио-де-Жанейро,  где  я  сделаю
заявление,  отчего я убил этого наци,  и раскрутка дела приведет в ИТТ,  к
Кемпу,  к  их  цепи,  а  у них крепкая цепь,  если этот бес успел получить
приказание п о д с к о ч и т ь  ко мне в Лиссабоне и лишить документов. Ну
и что? Какое дело Бразилии до их  ц е п и?  У них своих забот хватает. Да,
но я потребую вызвать в тюрьму нашего консула,  назову свое  русское  имя,
объясню,  отчего  все случилось.
Быстрый переход