Изменить размер шрифта - +

Установленная у входа камера местной трансляции снимает прохожих, а дюжина телевизионных экранов тут же показывает крупным планом спешащую мимо толпу. Мы все шестеро автоматически пригибаемся и отворачиваемся в сторону — незачем нам выставлять себя на всеобщее обозрение.

Как обухом по голове острая боль снова пронзает мне висок. И в тот же момент картинка на всех теликах сменяется жирной и яркой, двенадцать раз повторенной бегущей строкой: «Доброе утро, Макс!»

Застываю на месте, не веря своим глазам. Рядом со мной, как вкопанный, Клык врастает в асфальт:

— Отпад!

— Что, что случилось? — забеспокоился споткнувшийся об него Игги.

— Макс, это там про тебя написано? Откуда они знают, как тебя зовут?

Макс, Макс, Макс… Это я Макс. Сколько можно мне дурацкие вопросы задавать? Тем более что я ответить на них не в состоянии.

Разумное существо, Макс, постигает жизнь, играя, — произносит голос внутри моей головы.

Я узнала его. Это вчерашний голос. Но узнать-то я его узнала, а только чей он, какой, разобрать совершенно невозможно: взрослый он или детский, мужской или женский, дружественный или враждебный. Вот теперь уж точно отпад!

Игры — это проверка твоих способностей! Развлечение — залог развития человека. Иди развлекаться, Макс.

Я забыла и про обтекающую меня толпу, и про ирейзеров, и — на мгновение — забыла даже про свою стаю. «Я не хочу никаких развлечений. Я хочу получить ответы на свои вопросы».

Господи, да что же это такое получается? Да то и получается, что я стою и вслух разговариваю с Голосом, вещающим у меня в голове!

Выходит, я совсем спятила.

Иди на Мэдисон-авеню. Там садись на автобус. Доедешь до остановки Игровая Развлекательная. Там и слезай!

 

Интересно, дорогой читатель, тебя когда-нибудь донимали голоса? Я про другие голоса не знаю, но мой звучит крайне убедительно, и не послушаться его невозможно.

Встряхнувшись, обнаруживаю, что стая мрачно взирает на меня, наблюдая, как у них на глазах я все дальше и дальше скатываюсь в пучину безумия.

— Макс, ты что? Что с тобой? — теребит меня Надж.

— Все в порядке. Кажется, нам теперь на Мэдисон-авеню, — я оглядываюсь в поисках уличного указателя. Клык, однако, смотрит на меня с сомнением:

— Зачем?

Поворачиваюсь к нему, чтобы остальным не было слышно, и объясняю:

— Голос велел.

Он кивает и чуть слышно шепчет:

— А что, если это ловушка?

— Не знаю. Может, лучше делать пока, как он говорит. Была не была — там видно будет.

— Делать, как кто говорит? — встревает Газ.

Я уже ушла вперед и слышу, как Клык у меня за спиной объясняет Газману:

— Макс слышит Голос. Он у нее внутри, в голове. Мы пока не знаем, что это такое.

Вот тебе и «не будем волновать молодняк!»

— Это как совесть, что ли? — свободно интерпретирует Надж. — А телевизоры к ее Голосу имеют какое-нибудь отношение?

— Мы не знаем, но сейчас этот Голос настоятельно рекомендует нам сесть на автобус на Мэдисон-авеню.

Четырнадцать кварталов до автобусной остановки пройдены без приключений и без внезапных остановок. Сели в автобус. Просовываю деньги в кассу со слабой надеждой на то, что указания Голоса не вылетят нам в копеечку — денег у меня осталось с гулькин нос. По счастью, водитель подгоняет: «Проходите, проходите».

Тем, кто плохо себя чувствует в тесных замкнутых пространствах, поездка в нью-йоркском автобусе — сущее наказание. Люди набились в эту жестянку как сельди в бочку. Нас сдавило в проходе и тесно прижало друг к другу.

Быстрый переход