Изменить размер шрифта - +

— Эй, Матвей Кузьмич! — снова закричал я. — Поговорить надо?!

— Что за наговорщики такие? Про что?

— Про жизнь.

— Журналисты?

— Не-а!

— Докажите!

— Во-о-он ворона!

— Где?

Тут в нашу столь содержательную дипломатическую перепалку ворвался невыдержанный Резо-Хулио, любитель дактиля и амфибрахия, который прорифмовал «где» с местоположением мерзкой птицы. Именно там она и трепыхалась, каркающая дичь. Кого не люблю из живой природы, так эту грассирующую помойную сволочь. Не люблю и все. И поэтому без всяких сомнений угостил её свинцовым пинком. И удачно. Педерастка с крыльями кувыркнулась в светлом небесном пространстве и полетела камнем в птичий ад.

— Идите! — разрешили нам.

Мы поднялись. Ба-бах! Ба-бах! Нет, это я шучу. Чтобы разрядить обстановку. И продолжили свой тернистый путь по дорожке.

Нас встречали. С ИЖевской двустволкой, инкрустированной серебром. Воинственно-грузный старик в генеральских шароварах. Мазепа фруктово-овощного товарищества. Дед Мазай во время половодья. С благородным крупным лицом бывшего вершителя судеб человеческих.

— Чего надо? — был необыкновенно вежлив.

— Поговорить надо, Матвей Кузьмич, — ответил я.

— Про что?

— Про жизнь.

— Тьфу на вас, — сказал генерал. И ружьем указал на веранду. Проходите, коль такие говорливые.

Веранда была завалена старым тряпьем, как трюм нефтеналивной баржи гнилым и дешевым товаром для малотребовательного нашего населения. Пылились старые журналы — иллюстрированный привет из прошлого. В горшках без воды обомлели навсегда коралловые отростки цветов. На столе скатертью лежала бархатная пыль. Упадок империи ничто по сравнению с душевной разрухой человека.

— Ну-с, я вас слушаю? — и плюхнулся в кресло-качалку. — Прошу садиться, господа.

Пришлось сесть на рассохшиеся табуреты, которые не развалились лишь чудом. Я коротко изложил суть проблемы и даже предложил ознакомиться с пасквилем.

Подхватив листок, генерал с ожесточением скомкал его в футбольный мяч и вышвырнул вон. Из веранды и своей жизни.

Я не согласился с таким положением вещей и предложил все-таки ознакомиться со статьей. И подал своему оппоненту новую газетку, но со старым содержанием.

Подхватив лист, генерал с ненавистью сжал его в теннисный мячик и метнул вон. Из веранды и своей жизни.

Я не согласился… Нашел новую, но со старым… Генерал взревел и стер в порошок… Потом мы схватились за оружие, чтобы разоружиться; поорали друг на друга и пришли к консенсусу, мать его так!

Генерал читает и, если у него возникнут вопросы, он может их задать. Нам. Чтобы утолить свое любопытство.

— Ох, сынки-сынки, — натянул очки на мясистый шнобель. — Ушел я от мирской суеты, а вы меня в это говно… говно.

— Надо, Матвей Кузьмич.

— От добра до худа — один шажок, — с укоризной покосился в мою сторону. — Молодые, не в понятии.

И принялся вчитываться в мелкие строчки, несущие в себе опасность. Странно, какое-нибудь словцо по своим разрушительным характеристикам может оказаться страшнее пули со смещенным центром тяжести. Так вывернет кишки красное словцо, так обессилит душу, так искромсает жизнь, что остается только удавиться. Перед убойной силой нескольких буковок, сцепленных друг с другом, как ракеты «земля-воздух», исходящих со степелей журналистского пера.

— Да, — сказал генерал Самойлович. — Заказная статейка. Только уж кто-кто, а не я.

Быстрый переход