– Мы не трусы, – промолвил он, подъезжая.
– Нет, – сказал Барк, – вы не трусы.
– Мой двоюродный брат прав, – заметил Ризи, подъезжая с Оуэном и Маддоком. – Возвращайтесь на запад и на юг – по крайней мере, мы сможем задержать их.
– А дальше? – спросил Барк. – Нет. Так не пойдет. Надо забрать всех, кого еще можно спасти, и быстро вернуться домой.
И холмы ему откликнулись воем – тем самым, что они уже слышали у Керберна. Лошади заржали. Люди крепко выругались.
– Вой сколько хочешь! – воскликнул Ризи, поднимая меч. – Вот на тебя железо!
Вой замер, зашелестела трава.
– Лошадь, – промолвил Блин, взглянув направо.
Но никого не было видно. Цокот копыт прозвучал и исчез в отдалении – и все это произошло неестественно быстро.
Они собрались у ворот и за воротами – толпа лошадей и людей с узлами; лишь у Мев ничего не было в руках, как и у ее матери и Келли, – они, имевшие больше всех, все оставляли. Слишком много свалилось на нее утрат, чтобы заботиться о чем‑либо: она держала в кармане лишь шкатулку со своими драгоценностями – ярким птичьим пером, речными голышами – тем, что было собрано ею во время прогулок с отцом. Потеряв отца, она перестала заботиться и о них, но потом решила, что может пожалеть об этом, и будет слишком поздно, поэтому лучше взять с собой эти странные мелочи; остальное же она побросала, хоть у нее были серебряные и золотые заколки, тонкая одежда и серебряное кольцо. Она с пустыми руками спустилась по лестнице, как Келли и мама, и лишь Мурна волокла за ними целый узел одежды; но у них на шеях висели ладанки с дарами Ши, а под ногами были камни Кер Велла и воспоминания о жизни в замке были при них – это было бесценно, и это они уносили с собой.
«У нас будет проводник», – предупредила мать: если бы это отец возвращался домой, она бы сразу им сказала, а остальное их не интересовало, и они шли, не задавая лишних вопросов. Все их мысли были о том, что они оставляли – замок и отца, сидящего в своем кресле в зале. Теперь, когда они уходили, Мев казалось, что он и вправду может вернуться – так крепка была память о нем повсюду – и, положив длинный меч Кервалена себе на колени, он опустится в кресло, и золотистый свет очага будет играть на его лице. Зал принадлежал теперь только ему – такой же заброшенный и одинокий – он остался за их спинами, и дверь была уже закрыта.
Они миновали последние ступени, и воздух задрожал от предчувствий и ожиданий. Загорелись их ладанки с дарами Ши. Они подняли глаза и увидели крохотное коричневое существо, которого не было здесь еще мгновение назад.
– Это Граги, – воскликнул Келли, но, казалось, их мать уже знает это – похоже, ничто сегодня не могло ее напугать, даже Ши.
– Граги, – промолвила Мев, и тут же дар Ши обжег ее еще больше, или то закололо ее сердце. Она подумала об отце, и мир словно вновь пришел в движение, или она сама стронулась с места – будто снова ожив, у нее заболело сердце – она подняла голову и поняла, что и не жила после той ночи, хотя все в мире шло своим чередом. И вдруг она ощутила, что вокруг полно тайн, и ее мама – родная мама – связана с Ши.
Это не без отца. В этом чувствовалась его рука. Мир понесся мимо, словно река, обтекающая камни, и беды проносились мимо них, и как‑то во всем этом ощущался он.
– Идемте, – промолвил Граги, махая им длинными косматыми руками. – О, поспешите, поспешите. И пони, и славные лошади, и все остальные.
– Граги, – сказала их мать, резко, как она говорила в зале. – Граги, это не все – наши люди еще на дороге у Лоуберна. |