Он двинулся вслед за Скагой, радуясь укрытию стен, заслонявших его от ветра, и вдруг в прорези бойницы перед ним раскинулся весь вид. Внизу был двор, забитый живностью и сельским людом, оттуда приглушенно доносились звуки – детский плач и неустанное блеянье коз. Но здесь, в Кер Велле царил порядок – крестьяне обороняли стены и хоть и были легко вооружены, зато выглядели молодцевато и действовали проворно и умело. Женщины карабкались по внутренним лестницам, разнося корзины с хлебом. Значит голод еще не пришел сюда, не будут они страдать от жажды, так как вне досягаемости врага здесь бил источник, по имени которого и назван был холм. Киран почувствовал прилив бодрости при виде этой обороны, невзирая на зловещий дым вражеских костров, вздымавшийся перед стенами. Он прошел дальше, чем того хотел Скага, до главных ворот и взглянул на запад.

И вид, открывшийся оттуда, порадовал его куда как меньше, ибо сколько хватало глаз, повсюду расстилался черный разор. Поля и луга были сожжены и втоптаны в грязь. Враг подобрал своих мертвых и раненых, но все было усеяно трупами павших лошадей, вокруг которых кружились черные птицы; а далее холмы пылали пожарами – горели фермы и деревни и так, верно, до самого Кер Дава. Бесчисленными струями дым вздымался на холмах, где был разбит лагерь неприятеля, мешаясь с черными клубами, окутавшими лесистый берег Керберна вплоть до опустошенных холмов. Ветер разносил смрад, туманя небо.

Они не могли так продвинуться за то время, что он был в пути. Он провел одну ночь – всего лишь ночь в Элде.

«Или сколько? – спросил он камень, теряя уверенность в себе. – Сколько ты меня держала у себя?» Он был предан. Он опасался этого и знал, что это так.

Пожары скоро разрастутся, когда с тыла из‑за холмов к ним подойдут Дру и король. Или они уже подошли? И что еще произошло за это время и сколько из тех, кого он только что назвал живыми, уже скончались? И что так задержало короля?

«Держитесь». Не устарело ли это послание, которое Скага воспринял так хмуро, а госпожа Мередифь с такой надеждой? Сколько уже медлит король?

– Кажется, костров стало больше, – прервал молчание Скага. – Теперь понятно, почему.

– Да, – ответил Киран, предпочитая ничего не говорить вообще.

Он снова вернулся в башню и сел в зале за столом у камина, опять отвечая на вопросы, которые еще не успели задать более робкие обитатели; а кое‑кто из простолюдинов заходили, чтоб лишь взглянуть на него с застывшим, невыразимым упованием во взоре, и тут же быстро удалялись. Весь день напролет он просидел в этом зале, порою один, а днем – со Скагой, приведшим с собой верных людей, которые неторопливо интересовались, как велики силы противника, каково состояние вооружения и сколько людей еще может подойти. Он отвечал на все вопросы настолько толково, насколько мог, ничего не скрывая, и был рад, когда они ушли.

«Не надо больше лжи, – молил он Арафель. – Ты впутываешь меня в клубок лжи, которая разбивает мое сердце. Где правда? Что я должен им сказать? Неужто я должен заставить их усомниться в надежде, которую сам же им принес?»

Но она не отвечала или не слышала.

Но вечером в зал вошел юноша, снял арфу со стены и заиграл для него и дам. И тогда он ощутил тепло у сердца, нежное и сладкое тепло. И наступил мир и покой впервые за день. Враг не двигался, и чистые звуки арфы нашли еще одного восхищенного слушателя: камень изливался потоками радости, заполнявшей сердце Кирана. Он улыбнулся.

И случайно взглянув в глаза Бранвин, он встретился с ее улыбкой, рожденной надеждой. Она посерьезнела, но не отвела глаз от его цветочно‑чистых очей.

– Нет, – раздался шепот из глубин камня.

Но голубые глаза были ближе и обладали своими собственными чарами.