Где‑то, обманутая, рыдала Бранвин. Вся принесенная им радость растаяла. Теперь они готовились к смерти. Он закрыл глаза и вспомнил о своей семье, представив всю ту боль, что причинит им. Стыд и боль еще пронзительнее охватили его при мысли, что им предстоит узнать, кто они есть и потерять всю веру в себя.

Он сел во тьме на кровать, расшнуровал воротник и, вынув камень, сжал его в ладонях.

VIII. Пути Элда

– Арафель, – прошептал он, – помоги нам.

Но никто ему не ответил, а Киран и не надеялся. Видно, сомнения подкосили его. Он ощущал боль в сердце, боль во всех суставах, словно яд железа, к которому он прикасался, просочился внутрь. Возможно, это и отпугнуло Арафель; возможно, это ранило ее гораздо больше, чем он мог себе представить. Там, где когда‑то раздавался ее шепот, теперь стояла тишина, и это напугало его.

В камне была власть. Она так обещала. Сорвать его, искать смерти в бою… он думал и об этом, заранее зная, что прежде чем смерть настигнет его, он увидит такое, чего увидеть никому не суждено. И это вдруг показалось ему хоть и отчаянным поступком, но малодушным – себялюбиво погибнуть без толку и унести с собой все упования Кер Велла. Власть выражалась в том, чтоб вывести их из того тупика, в который они попали по его вине – ах, если бы он только знал как.

И какой прок был в камне, если не считать связи с Элдом? «Возвращайся», – молила его Арафель.

И он решился, держа камень обеими руками. Он встал и соскользнул мыслью в зеленый волшебный мир… увидел серую дымку и вошел в нее.

Вокруг все было пусто. Он попробовал вспомнить путь, которым его вела Арафель. Ему казалось, что он лежит перед ним во мгле. Что‑то говорило в его сердце ему об этом, и он послушался, хотя прежде никогда не доверял ему.

«Лиэслиа», – подумал он, призывая воспоминания этого сурового эльфа, но ничто не пришло к нему. Наверное, в том виновен был запах железа. Паника нахлынула на него, как потоки воды. Он развел руками туман и в испуге мигнул, ибо стоял на темном склоне холма за стенами Кер Велла.

Испуганно он снова нырнул в туман и побежал в нем, побежал изо всех сил, но очень скоро он и в самом деле заплутал, не зная, верный ли путь избрал с самого начала. Ему казалось, что он различает во мгле деревья, но они были корявы и уродливы, и мгла сгущалась.

И тени появились рядом с ним – они скакали с замедленностью сна. Он плохо различал их, но слышал треск сучьев, неторопливый и странный стук копыт. Олень промчался в тумане, но он был черен и вскоре скрылся во тьме. И черная птица пролетела мимо с недобрым взглядом. Увидев его, она вскрикнула и пронеслась дальше. Он пробежал еще, едва дыша, и временами, казалось, почва уходила из‑под его ног, и он проваливался. Псы лаяли, повергая в ужас его плоть, и рана его начала саднить, все больше заполняясь болью. Затем послышался топот уже более тяжелого скакуна, и ветер принес звук рога.

Что‑то, завывая, шмыгнуло мимо. Он метнулся в сторону и налетел на другую тень, заметив, как исказились облики деревьев. Дорога становилась все темнее и темнее, рифмуясь со смертной ночью, чего не могло быть в эльфийском лесу. Его охватил внезапный ужас, что он вообще перепутал направление, что он бежит и стремится к врагу, где никакой камень не сможет спасти его. Подул ветер, но не разогнал туман, а лишь заморозил его до костей.

– Арафель! – отчаянно закричал он, ни на что не надеясь. – Арафель!

И тень сгустилась перед ним. Он метнулся в сторону, но она поймала его, и камень потеплел у него на груди.

– Имена имеют свою силу, – промолвила она. – Но нужно трижды произнести их.

Он поймал ее руку и сжал ее, закрыв глаза, ибо мимо проносилась гурьба теней, и Охотница среди них.