— Да нет, не очень, — слабым голосом ответил Ноб. — Не часто, но бывает. Года три назад на Тракте кто‑то шуровал, мы тогда вместе с хоббитами Белых Холмов в Аннуминас отписали. Оттуда пришла дружина, ловили кого‑то, били... Спокойней стало... — А ваши, что ж, не ходили? — Не... Куда нам! Люди здесь мирные, рассудительные, кто тут воевать‑то умеет да и зачем на то дружина есть.

— А как же с деревней этой, как ее, Аддорн? — встрял гном. — Тех‑то разбойников поймали?

— Слышал, гнали их до самой границы, до Ангмарских Гор, — ответил Ноб. — Кого‑то поймали, судили... Я слышал, даже повесили.

— Кто гнал‑то? И что за люди напали? — не унимался Торин.

—Гнали кто? Из столицы отряд пришел, перехватил их. Глемлесская дружина сразу за ними пошла. А что за люди были — толком не знаю. Говорили, с Ангмара. Там народу немало поселилось, живут вольно, власть ничью не признают.

— Ну хорошо, а вы‑то как же? У вас под боком деревню сожгли, а вам хоть бы что? — недоумевал Торин. — Да случись такое у нас, у гномов, так все Лунные Горы бы поднялись! Знаешь, на столичную дружину надейся...

— А что мы? — чуть обиженно сказал Ноб. — Наше дело сторона. Люди пусть уж сами разбираются... Деревня та, кстати, на отшибе, она ведь даже огорожи не имела! И народу там — сотни полторы... А до нас так просто не доберешься — всюду живут. Частокол вокруг Пригорья крепкий, народу много — попробуй возьми нас! И дружина у нас теперь стоит — две сотни конных! Не, у нас‑то все спокойно...

— Ладно, чего так голову ломать, — сказал Торин. Он уже успел набить себе рот тушеными грибами, и слова звучали невнятно. — Интересно ты говорил, спасибо тебе. Но если мы так же продолжать будем, то до зари просидим. Так что спасибо, любезный, ты уж иди, а мы тут спать укладываться станем. И гном протянул Нобу серебряную монетку. — Спасибо, спасибо, доброй вам ночи, — почтительно поклонился Ноб, пряча монетку в карман широких и коротких — до колен — штанов. Извиняйте, если заговорил я вас. Доброй ночи, доброй ночи! И он исчез за дверью.

Хоббит и гном молча ели. Еда оказалась необычайно вкусной, пиво превосходным, так что некоторое время слышалось только сосредоточенное сопение ни в чем не уступавших друг другу едоков. Наконец горшки и тарелки опустели, и друзья разожгли трубочки.

— Нда‑а, дела, — неопределенно протянул Торин. — Только не вздумай сейчас что‑нибудь обсуждать! Спать надо, я себе на этом пони весь зад отбил... Ночь пройдет, утро присоветует — так ведь говорилось в старину? Давай‑ка последуем этому мудрому правилу! А завтра ты прежде всего расскажешь мне, как тебе удалось вырваться самому и вырвать себя из вашей замечательно уютной и сонной страны. Все прочие новости обсудим после. У меня глаза слипаются. Гном широко зевнул.

Они застелили постели свежайшим льняным бельем, лежавшим в головах аккуратной стопкой. Фолко почувствовал, что ему словно кто‑то насыпал песка под веки — так вдруг сильно захотелось спать.

— А все же здорово, что ты таки со мной, друг хоббит! — пробормотал Торин, укладываясь. — Одному мне было бы очень тоскливо.

— Только тоскливо? — усмехнулся Фолко. — Я могу оказаться полезным и еще кое в чем. — Он направился к сложенным в углу мешкам, порылся в своем и извлек укрытый на самом дне толстый, обмотанный мешковиной сверток. — Мне помнится, ты обещал не пожалеть золота за некую услугу? — Он протянул сверток гному.