А на стене, дома, у меня до сих пор висит сова, сплетенная из серых, желтых и зеленых ниток…

Очень сложно расплетать узлы, когда у тебя почти что судороги по всему телу и пальцы сводит. Но я справилась. И аккуратно потянула за одну ниточку, за вторую, за третью…

Они обжигали пальцы, но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что я уже испытывала. Поэтому я просто закусила губы — и взялась за дело.

Мне же не требовалось расплетать клубок до конца, мне нужно было только освободить себе проход.

Да, эту клетку можно было разрушить только снаружи и только с такой силой, как у меня. Не моей силой, заемной, но разве это суть важно? Важным было только то, что я все-таки проложила для себя дорогу. И рванула, вытащила, почти выцарапала из клетки маленький угольно-черный клубочек. Он покоился в моих туманных ладонях, как новорожденный котенок, и мне ужасно хотелось погладить его пальцами. Но я сдержалась. Рон и так должен был испытывать дьявольскую боль, когда я проходила мимо запечатывающих его заклятий. Кто знает, что ощутит его сущность от моего прикосновения?

Я осторожно протянула руки к телу юноши. И черный клубок мягко опустился ему прямо на сердце, растекся по поверхности тела так, словно хотел закрыть его от посторонних взглядов. На миг так и произошло. Черное пятно обволокло распростертое на земле тело — и начало впитываться внутрь. Впиталось — и исчезло.

Я внимательно посмотрела на него. Да. Теперь сущность Рона Джетлисса обрела новое тело. Я видела последние энергетические всплески, пробегающие по нему. Волшебник устраивался в новом доме. Но это будет ненадолго, если я не сделаю кое-что еще.

Я с усилием свела руки перед собой — и развела их в характерном жесте. Крест-накрест, в стороны и вниз.

— Амэнно!

Забавной была перекличка этого слова с привычным мне «аминь». Возможно, христианство имело какое-то отношение к волшебникам, или кто-то из волшебников развлекался, насаждая новую религию в новом мире…

Я отбросила все посторонние мысли. Мне было решительно не до того. Сейчас наступал очень сложный момент. Если я прерву заклятие, мне придется начинать все сначала. Если я его не прерву — я не смогу довести до конца сложное дело оживления Рона Джетлисса. И все опять пойдет насмарку.

Можно было разделить свою проблему на два этапа, но пропускать эту гадость через себя второй раз мне просто не хотелось. Это вам не ромашковое поле, а сила, полученная путем пыток, путем боли и страданий, путем полного уничтожения души.

Отвратительно.

А что делать?

Я мягко двинула глазами.

Руками двигать я попросту боялась. Но глаз оказалось достаточно. Телекинез мне давался не просто легко, а очень легко. Фактически, сейчас я могла передвинуть на пару метров даже груженый самосвал. Что уж говорить о прочих мелочах? Чашка с живой водой, стоящая на подставке почти рядом с головой Рона Джетлисса (теперь уже Рона) опрокинулась так, что ее содержимое вылилось прямо в рот лежащему мужчине.

Он проглотил. Наверняка проглотил часть. Иначе так быстро не подействовало бы. Или просто сказалось количество? Обычно трех капель достаточно, чтобы оживить мертвеца, это я по Вышеславу знала. А я угрохала почти половину своего запаса. Этого хватило бы человек на двадцать. Но какая разница?

Чашка скатилась в траву. И я увидела, как ранее безжизненное тело окружает новая, пока еще незнакомая мне аура. И отчетливо различала в ней пятна горечи и злобы, отблеск недавнего заточения, ярость и страсть алого цвета, зеленое здоровье (кажется, это тело в жизни не страдало ни от каких болезней)… стоп!

В ауре я отчетливо видела две золотые полоски. Одна — и это я отчетливо знала, была и у меня. Она появлялась после прохождения сада Двенадцати Дев. А вторая?

Я прищурилась, не обращая внимания ни на боль, ни на силу, рвущуюся в меня.