Я прищурилась, не обращая внимания ни на боль, ни на силу, рвущуюся в меня. Сейчас, сейчас я ее использую, вот только посмотрю в чем там дело…

И тихо выругалась. Правда, про себя. А то неизвестно, что могло бы получиться. Например, воронка размером с Марианскую впадину. Очень даже.

Дети, будьте очень осторожны при работе с различными формами магической энергии.

Это не было второй полосой, оставшейся в ауре после сада Двенадцати дев. Не-ет!

Все было гораздо хуже. Это был остаток личности того юноши, которого я использовала. Хотя остаток личности — это слишком громко сказано. Только то, что связано с телом.

Память, возможно, навыки, возможно, аллергия на апельсины. Отпечатки особенно сильных чувств. Если этот мальчик любил кого-то, любил так, что и жизни не пожалел бы, то Рон сохранит эту любовь. Вначале. Он ощутит это, когда проснется. Но это ведь небольшая плата за свободу — остатки чужой души? Правда, небольшая. Если Рон пожелает, со временем он полностью вытравит эту полоску из своего разума и ауры.

Но думать об этом почему-то было очень горько.

А мне и не следовало думать. Прыгать надо!

И я прыгнула.

Подняла руку, направила ее точно на мерзкий алтарь и на город, лежащий за ним, и произнесла всего лишь одно слово.

— ОГОНЬ!!!

И с моей руки рванулось пламя.

Оно было невыносимо яркого алого цвета. И я даже знала почему. Кровь человека, принесенного в жертву, навеки впиталась в мою силу. Теперь и я должна буду почувствовать все то же, что и он.

Когда я освобождала Рона, я всего лишь пропускала через себя энергию. Я почти не придавала ей форму и даже почти не контролировала. Но теперь…

Боль пронзила мое тело. На руке открылись вены, и я понимала, что раны заживут очень нескоро, но какое это имело значение?

Важно было только то, что струя огня била из моей руки, мчалась по тому месту, где когда-то был алтарь некроманта — и охватывала город.

Мертвый город.

Если бы я могла, я бы заплакала. Я часто плакала, когда читала или смотрела о человеческих жестокостях, но сейчас, сейчас, когда я вспоминала маленькую девочку, разрубленную надвое…

… и троих мужчин, которые готовы были защищать ее до последней капли крови…

… и щенка, который отдал жизнь за свою маленькую хозяйку…

Город горел. И я горела вместе с ним.

Кажется, я кричала. И что?

Я все равно не остановилась бы. Даже если бы мое сердце не выдержало. Но я выдержала. Я пропускала сквозь себя энергию, пока на месте города не осталось только одно большое черное пятно.

Здесь еще сотню лет ничего не прорастет, — подумала я, медленно сваливаясь в обморок. — Но даже если бы я должна была умереть, все равно я поступила правильно. Кто бы ни были эти люди, что бы они не совершили, они не заслуживают такого обращения. Неважно, каким обрядам отдано предпочтение здесь. Огонь уравнивает всех — и дает достойное посмертие освободившимся душам. Я поступила, как человек.

И я провалилась в обморок с чувством выполненного долга и самодовольства.

Обморок был какой-то странный. Словно я вылетела из своего тела — и сейчас парила над городом. И видела, как с пепелища медленно поднимаются серые тени.

Они взлетали вверх — и растворялись в небесной синеве. Откуда-то я знала, что это были освобожденные души. Они все смотрели на меня. Кажется, они были благодарны мне. Они ничего не говорили, только смотрели — и поднимали руки в знак приветствия. И лица четырех были мне хорошо знакомы.

Трое мужчин.

И девочка.

Она прижимала к себе щенка и улыбалась. А щенок норовил лизнуть ее прямо в полупрозрачную щеку.

Эти лица я никогда не забуду. Даже если проживу миллион лет. А я хотела. Если уж я стала волшебницей, я буду жить долго.