Она снова потеряла сознание.

***

— Ты уверен, что она готова? — с иронией спросила Шторм.

— Уверен, — ответил Эльминстер. — Используй заклинание.

— Какое зак... о нет, Эл, нет. Ты не можешь.

— Не могу, раз уж пыль — это все, что от меня осталось. Так что придется тебе это сделать.

— Нет, Эл. Я... нет.

— Ты знаешь кого-нибудь другого, кто захочет — и станет — спасать Королевства? И если знаешь, то стала бы им доверять? А?

Шторм беспомощно замотала головой, посмотрела на Амарун — и у нее хлынули слезы.

— Мы не можем, Эл. Мы не должны.

— Никаких «мы не должны», подруга, — сказал ей Эл. — Мы должны делать то, что должны, или эту юную девушку, которую ты пытаешься защитить от меня — и всех остальных дорогих нам людей — рано или поздно убьют, раздавят и смахнут в сторону...

— Не должны что? — раздался невнятный шепот. Амарун смотрела на них сквозь пелену в глазах. — Это... это ты, пра-прадед Эльминстер? Что-то превратило тебя... в нежить?

— Да, это я. Зови меня Эл; мы же семья, подруга, семья! И я пытаюсь убедить твою пра-пра-тетю — или кем там она тебе приходится, никогда не мог разобраться с этими обозначениями родства — использовать заклинание, которое я в нынешнем состоянии наколдовать не способен.

— Какое заклинание?

— Заклинание, которое позволит мне поселиться в твоем теле. Войти в твой разум и управлять твоими конечностями и голосом.

Амарун посмотрела на них — пугающую маску из праха и скорчившуюся от боли женщину с серебряными волосами. Когда их взгляды встретились, Шторм печально кивнула.

Амарун побледнела.

— Это больно? — нехотя спросила она.

— Только если я заставлю тебя упасть, — ответил Эл.

— Я... сойду с ума?

— Нет, — твердо сказал он. — Я не использую неуклюжие заклинания боевых магов, которые часто делают безумными и волшебника, и его цель. Обещаю тебе, подруга, я буду обращаться с тобой, как с величайшим сокровищем, самой прекрасной принцессой, самым любимым дитям Королевств, если позволишь мне войти в твой разум.

— А... — Амарун посмотрела прямо в лицо парящего над ней праха и сглотнула. — Если у меня есть мысли, которые я не хочу ни с кем делить? Что тогда?

— Эти мысли будут только твоими. Я не стану их слушать, — торжественно заверил ее Эльминстер.

Шторм отвернулась, чтобы Амарун не видела, как она закатила свои мудрые и уставшие глаза, но взгляд девушки все равно не отрывался от фигуры из праха перед ней.

— Откуда мне знать, что тебе можно верить? — прошептала она.

— Ниоткуда, подруга. Все, что ты можешь — это решить: примешь ты меня или станешь жертвой заклинаний боевых магов и сопутствующего безумия?

— А если я выберу тебя, какая жизнь останется мне?

— Вся, что я только смогу тебе отдать, — ответил Эльминстер. — У меня есть целые века, но не уверен, что ты захочешь прожить столько. Клянусь тебе могилой твоей матери, я не стану торопить час твоей смерти.

— Откуда ты знаешь про могилу матери?

— Я пришел слишком поздно, чтобы спасти ее, — ответил Эльминстер. — Но вовремя, чтобы наложить на могилу заклятье, которое помешает мародерам потревожить ее кости.

— Сделай это, — неожиданно сказала Амарун. — Я не хочу... я не хочу бояться боевых магов, или тех, кто желает смерти Арклета, или... кого-нибудь другого.Сделай это!

— Спасибо тебе, Амарун Омар.