- "Благодарю вас, государь.
Но доведется сзади послать вторую армию". - "Для чего?" - "Чтоб она штыками подгоняла первую идти в немилый поход".
- И что же он? - вскинулся Панин, приготовясь рассмеяться.
- Да ничего... - пожал плечами гетман и, выхватив платок, чихнул. - Император показал мне язык, отвернулся и сплюнул.
Панин, сотрясая плечами, беззвучно засмеялся и потом сказал:
- Вы, добрый мой друг, остроумец известный. А вот я вчера вел беседу с преосвященным Дмитрием. С печалью поведал мне оный владыка свой разговор с царем в гораздо ином духе, чем ваше, я бы сказал, препирательство.
- Я знаю, знаю...
- Про указ об иконах и прочем тоже знаете? Я дал владыке Дмитрию совет указ этот схоронить под сукно... Время терпит, как сказал мудрый Соломон. И вот... - Панин выпрямился и оправил звезду на андреевской ленте, - подводя итоги, прямо скажу: из всего, что мы ведаем о сем странном царе, проистекает неминучая гибель для государства... - Голос его стал тверд и властен. - Гетман граф Разумовский! Отечество, любимая родина наша в опасности.
- Не родина, Никита Иваныч, а матушка Екатерина!
- Верно... Наша родина - увы! - непробудно спит.
- То-то же, - встряхнул пудреными буклями гетман и воскликнул:
- Никита Иваныч, я решительно готов!
- Готовы? Так действуйте, действуйте, гетман. Станем действовать вместе. Сроки близятся. Не таясь, обязан открыть вам, что мною посвящен в сие дело и генерал-аншеф князь Волконский. Он человек храбрый, осторожный, пользуется отменным доверием в армии. Я не знаю, как будет... Но в мечтах у меня - единственный выход без особых потрясений, без крови и, к тому же, национально оправданный: Павел - император, он юноша русских кровей; при нем регентша Екатерина Алексеевна.
- Пока медведь не убит, шкуру делить нечего, любезный друг.
- Убит? Никакого убийства, ни капли крови.
- О боже правый! Да это ж пословица.
Панин на мгновенье задумался, глаза его стали хитрить, вилять, испугались. Он быстро прикинул в уме и сказал:
- Сие мыслится мне, как наиболее законное и логически возможное. Но я не чураюсь и от другой комбинации. Отнюдь нет, отнюдь нет...
- На престол - государыню! - вполоборота уставился на Панина гетман; глаза его тоже стали хитрить и вилять.
- Хотя бы... Отнюдь не чураюсь вашей мысли. Только - мнится мне - самодержавные права будущей повелительницы надлежит ограничить.
- А как именно? - и гетман, сморщив гладкий подбородок, развел руками. - Это неудобь-имоверное дело зело хлопотливо и гораздо сложно.
Панин состроил недовольную мину.
Чтоб пояснить свои мысли, гетман сказал:
- Орловы там, с матушкой-то. Гвардия... о! - и поднял палец.
- Вы - тоже гвардия! - воскликнул Панин. - Вы ж гвардии Измайловского полка полковник.
- Який бис! - воскликнул и гетман, горько усмехаясь. Сей день - полковник, а завтра - покойник... Ха! Каша заваривается крутая... А говорится: не круто начинай, да круто кончай.
Панин с искренней дрожью в голосе сказал:
- Мне близки интересы моего воспитанника цесаревича Павла Петровича, коего я люблю паче сына. Мальчик одаренный, острый, и сердце его в руце божией, - и чувствительный Панин слегка прослезился. |