На него пристально и страшно таращился помертвевшими глазами только что пойманный и повешенный толпой барский ненавидимый крестьянами староста.
- О, майн гот, я очшень боялся мертва тела, отпущайте меня, пожалюста, - немец не попадал зубом на зуб, трясся, воловья жирная шея и толстые обвисшие щеки налились кровью, безбровые глаза часто мигали.
- Веди его... В омут... Камень на шею! - неистово кричал народ, передние посунулись к управителю, чтоб растерзать его.
- Ой, сохраняйте майнэ жизня... мужики-крестьянчики добренькой...
Станем очшень смирно жить-поживать... - прижимая к груди руки, тоненько выскуливал немец; голосом, глазами, всем существом своим он молил толпу о пощаде. - Люблю вас буду очшень, очшень...
- Хах! - язвительно, дружно, словно выстрел, хахнула толпа. - Любишь ты нас, как тараканов: где видишь, там и давишь...
И взвились, сотрясли воздух и душу немца мстительные голоса:
- Душегуб! Убивец!.. Двоих стариков плетьми задрал до смерти, женщину брюхатую не пощадил, опосля твоих палок умерла, Вавилу застрелил, барскими псами народ травишь, трем мужикам собаки горло перегрызли, Ваньку с Кузькой не в зачет в солдаты сдал... По твоей да по барской милости, убивец, шашнадцать могил на погосте!.. Ты всю вотчину перепорол. Вот ты как нас любишь... Братцы, а седни нешто не лил он нашей кровушки. Мы за невинного капрала вступились, а ты нас в кнуты, в палочья, в плети.
Братцы-хрестьяне, смерть ему! Любил, змей, бороды драть, люби и свою подставлять... В омут! В речку!..
- Мужичка очшень хорошенькие, добренькие... Мне барин приказал... барин, барин, ваша господин... Змилюйтесь!..
Вдруг все пространство опахнуло ярким светом, рванул, потряс землю страшный громовой удар. Бушевавшая под навесом толпа вздрогнула, разом взлетевшие руки закрестились: "свят, свят, свят"... А управитель, побелев, пал на колени, заткнул уши, завизжал:
- О майн гот, гот... Смерть!.. Отпускайте меня в домочек...
Крестьяне издевательски захохотали, им было известно, что управитель до ужаса боится грома.
- А-а-а, покойника да грома небесного спужался?! - проговорил кудрявый парень. - Перекиньте-ка аркан рядышком с энтим. Подводи!
Управитель со страху онемел. Чьи-то мстительные руки накинули ему на шею петлю.
- Стой, не так. Треба, чтоб не сразу подох. - Кудрявый парень с серьгой в ухе перетянул аркан с шеи на подмышки, петля охватила грудь, прошла под пазухами и туго затянулась возле крылец на спине.
Вздернутый управитель закачался лицо в лицо с удавленным старостой.
- Доннер... Блиц... Мертвый тел... О майн гот... Что ви делайт?!
Солдаты, солдаты идут сюда... Офицеры, пушка... Снимайт меня, мушьицка шволачь!.. Шволачь!..
Ударил гром, управитель завыл, закашлялся, толпа из-под обширного, на столбах, навеса повалила вон.
Туча приближалась с великим шумом. От потемневшего неба мрак растекся по земле. Упругий порыв ветра взметнул пыль и сор, по-озорному задрал подолы сарафанов, распахнул полы зипунов, стал срывать шапки, трепать бороды.
- Мушьицка шволачь! Шволачь! Всех каторга! Сибир... - крутясь на веревке и потеряв всякую надежду на спасение, отчаянно выкрикивал управитель.
Ветер пошалил и стих. Но вот ему на смену с гулом, треском, как смерч, пронесся ярый ураган. Роща зашумела, закачала плечами, молодые березы внатуг согнулись до земли. Упали первые крупные капли. |