|
А сзади на это месиво из лошадей, солдат, повозок напирали двинувшиеся полки. Всюду крики: "Дорогу, дорогу!" - но дороги не было. И в момент такой бестолковщины, в момент отчаянных, но безуспешных попыток освободить проход, по войску и обозам покатилась сначала тихая молва: "Пруссаки наступают, они уже близко"; затем разговоры - все крепче и крепче, вот послышались отдельные панические выкрики: "Неприятель, неприятель!" Но путем никто ничего не знал еще. Тем временем 2-й Московский полк, уже выведенный в Эггерсдорфское поле, вдруг увидел перед собой грозные шеренги спешившего к нему врага. Полк стоял как раз у выхода с забитой обозами прогалины и прикрывал доступ в лагерь. Командиры и солдаты диву дались: каким манером враг, никем не замеченный, мог пройти версты четыре полем и почти сесть на шею нашим? А где ж была разведка? И о чем думало главное командование? Небольшая колонна артиллерии, находящаяся при Московском полку, тотчас открыла по неприятелю огонь. Этот близкий гром пушек произвел в обозной толпе смятение. Люди сразу как бы посходили с ума. Поднялись вопли. В одном месте командиры кричали: "Сюда! Сюда! Артиллерию сюда!" В другом раздавалось: "Конницу скорей, конницу!" Но яростней всех был вопль: "Обозы прочь, назад!.. Прочь, прочь! Обозы назад, назад, назад!.." Возницы и фурманы с гиком и руганью в три кнута полосовали лошадей. Генералы, полковники и простые офицеры потеряли всякий разум, они совались возле обозов без памяти, не зная, что им делать. Почти все полки еще находились за обозом, в лагере, а пробраться на поле с амуницией, с пушками сквозь густейший непролазный лес было невозможно. "Просеки, просеки рубить!" - бестолково раздавалась запоздалая команда. Но тут уже не до просек. Полки дожидались, пока расчистят от обоза злосчастную прогалину. Успел вывести свою дивизию на бранное поле лишь генерал-аншеф Лопухин. А пушки гремели и гремели. Неприятельские ядра, проносясь со свистом, уже стали шуркать по обозам. Часть донцов умудрилась пробраться меж обозами и опушкой леса и, спешившись, выстроилась на отдаленном пригорке в левой стороне поля. Пригорок прикрыт с тыла болотом и кустарником. Тут же была и батарея со старым бомбардиром Павлом Носовым. Вскоре подошел еще армейский полк. Емельян Пугачев сидел на коне, ждал поручений атамана, во все стороны вертел головой. Справа и вперед от него видно было все Эггерсдорфское поле, на нем - прусская армия как на ладони. А за полем, верстах в пяти, зеленел огромный лес. Атаман Денисов то и дело прикладывал к глазу подзорную трубу. Начинало светать. Вставало солнце. Пруссаки вытянулись двумя длинными линиями на том самом месте, где вчера стояли две развернутых линии русских. И снова - возмущенные наши голоса. - Каким это способом пруссаки подкрались к нам? Этакое позорище! Проспать врага... С потрохами продают нас. 7 Гросс-Эггерсдорфская битва началась ровно в восемь часов утра. Наши немногие гренадерские полки только еще выстраивались вдоль опушки леса. Между тем первая линия пруссаков быстрым шагом уже двинулась в атаку и, приблизясь, дала по нашим залп. Русские не отвечали. "Почему наши молчат?" - заговорили между собой люди на пригорке, где Пугачев. Но русские молчали, потому что продолжали строиться, вытягиваться в линию, да и пули неприятеля пока не долетали. Пруссаки, заряжая на ходу ружья, продвинулись еще на несколько сажен и дали второй залп. |
