Она только собралась рассказать ему про Стивена прямо здесь, на тротуаре у гостиницы, когда в четырехместной коляске, принадлежавшей его покойной жене, подкатил нарядный Большой Джон. Его сопровождали Стивен и Джоэллен.

На дочери владельца ранчо было небесно-голубое платье, которое мерцало в лунном свете и заставило померкнуть тщательно сшитое платье Эммы. Она прильнула к Стивену, когда он помогал ей выйти из коляски.

Джоэллен увидела Эмму одновременно со Стивеном, и Эмма застыла рядом с Фултоном.

— Кто приглашал его? — спросил Фултон громким шепотом.

— Это общественные танцы, — любезно уточнил Большой Джон, останавливаясь, чтобы кивнуть Эмме. Он был одним из примерно трех человек во всем городке, кто не боялся власти Фултона.

Эмма была совершенно уверена, что Хлоя попросила Большого Джона прикати своего нового десятника на танцы, чтобы его можно было представить обществу. Ее цель была очевидной — отвлечь Эмму от Фултона.

Банкир кипел под любезной улыбкой, обращенной к Большому Джону. Взгляд Эммы скользнул со своего кавалера на улыбающуюся Джоэллен, а потом на Стивена, который пристально смотрел на нее. Она подумала, что видит себя обнаженной среди маргариток в его светло-карих жестких глазах.

— Вот уж не думал, что смогу потанцевать с мисс Эммой, — прогрохотал Большой Джон, сияя улыбкой, полной дружелюбной уверенности.

Даже в самые худшие времена Эмма не могла бы не улыбнуться Большому Джону, поэтому, когда оркестр снова заиграл, она легко скользнула в его руки, оставив на тротуаре перед гостиницей Фултона, Стивена и Джоэллен.

— Признаюсь, что несколько недоумеваю, мисс Эмма, — сказал Джон Ленаган своей партнерше, кружась по залу. — Я думал, что у вас с Фултоном младшим все кончено.

Большой Джон был всегда очень добр к ней, когда приезжал к Хлое, и Эмма смотрела на него почти как на отца.

— Да, — призналась она, только тогда заметив, что партнер подвел ее к выходу.

Они вышли в звездную ночь, и Эмма была рада прохладному ветру с озера и относительной уединенности. С самого начала танцев на нее таращились горожане.

— Я так запуталась, — призналась Эмма и заплакала.

Большой Джон крепко обнял ее.

— Ну вот, малышка, все будет хорошо. Фултон не будет долго переживать, потеряв тебя.

Эмма вытащила из-за манжета носовой платок и громко высморкалась.

— А я-то буду переживать, — пожаловалась она. — Правда, я не люблю его, но кто я такая, чтобы выбирать?

Хозяин ранчо засмеялся.

— Не могу сказать, что действительно считаю, будто ты много потеряешь, отказавшись от Уитни, Эмма.

— Всего лишь респектабельность, — сказала Эмма, снова сморкаясь, — а собственный дом, а дети.

Большой Джон поднял ее подбородок.

— Респектабельность должна прийти изнутри, мисс Эмма. Больше никто не даст ее тебе.

Эмма вытерла мокрым платком глаза. Большой Джон был прав, хоть ей и не хотелось признаваться в этом. Респектабельность не награда, которую кто-то дарит человеку. Ее надо заслужить.

Она растерянно улыбнулась своему другу.

— Это будет нелегко, знаете. Фултон настырный человек.

— Прямой путь, может быть, не самый легкий, но всегда самый лучший, — посоветовал Большой Джон. У другого эти слова прозвучали бы проповедью, но у него они были твердыми как скала.

Эмма вдохнула ночную свежесть и надолго задержала воздух в легких.

— Мне кажется, что я влюблена в мистера Фэрфакса, — вдруг сказала она, и это признание удивило больше ее самое, чем Большого Джона.