А разве их трудно найти? И она должна доказать это Би, и чем скорее, тем лучше.
Эммануэль внимательно слушала и постепенно успокаивалась. В самом деле, как не стыдно так убиваться. Конечно же, она найдет других, она еще не знает кого, но найдет обязательно!
Все парижские платья были решительно забракованы Жаном: они недостаточно открыты, в них нельзя идти на посольский прием!
- Но в Париже не было никого, кто бы мог показывать грудь так смело, как я, - не соглашалась Эммануэль.
- Дорогая моя, то, что в Париже называется показать грудь, в Бангкоке выглядит, как наглухо застегнутое платье, - убеждал Жан. - Надо, чтобы все увидели, что у тебя лучший бюст в мире. Надо ткнуть им в глаза твои груди.
И платье, которое они, наконец, подобрали, вполне годилось для этой цели. Широкий вырез едва доходил до сосков, но стоило наклониться и - оп-ля! - вся грудь, как на витрине. Под платье Эммануэль не надевала ничего, даже маленькие трусики. Еще в Париже, со времени своего замужества, она только так появлялась в свете: чувствовать себя обнаженной в многолюдстве было для нее одной из самых утонченных ласк. А во время танцев это ощущение делалось еще сильнее.
Платье обтягивало тело Эммануэль до бедер, как перчатка, а книзу расширялось. И сейчас, чтобы продемонстрировать возможности платья, Эммануэль упала в кресло. Зрелище было столь острым, что Жан сразу же ринулся вперед, ища застежку. Одной рукой он расстегивал платье, другая же старалась высвободить бюст Эммануэль.
Она взмолилась:
- Жан, что ты делаешь, ты с ума сошел! Мы и так опаздываем, нам надо немедленно выходить.
Он перестал ее раздевать, подхватил на руки и понес к обеденному столу посреди комнаты.
- Нет, нет! Платье изомнется... Ты мне делаешь больно! А если Кристофер спустится?.. Слуги могут войти...
Но как только ее зад коснулся стола, она сама потянула платье кверху. Согнутые в коленях ноги взметнулись в воздух. Удар Жана был короток и могуч, и оба они рассмеялись этому экспромту. Теперешняя поспешность Жана была по-новому неожиданно приятна Эммануэль. Она сжала руками свои груди, словно пытаясь выжать из них нектар: собственная ласка способствовала ее неистовству не меньше, чем старания мужа. Она закричала, в дверях столовой возник слуга. Он застыл, сложив руки на груди, и молча наблюдал за играми своих хозяев. А крики Эммануэль разносились по всему дому.
Когда Жан закончил свое дело, он приказал слуге привести стол в порядок и позвать Эа, камеристку Эммануэль, чтобы та помогла своей госпоже восстановить туалет. Они приехали в посольство, опоздав совсем немного.
Общество, однако, было уже в сборе. Посол подошел к ним.
- Очаровательно, - произнес он, целуя руку Эммануэль. - Поздравляю вас, старина, - он повернулся к Жану, - Надеюсь, ваша работа оставляет вам время и г для такой очаровательной супруги?
Седая дама остановилась рядом, с явным осуждением глядя на вырез платья Эммануэль. И тут же вынырнула откуда-то Ариана де Сайн; она оказалась как раз кстати, чтобы усугубить положение.
- Боже мой! - протянула она руки к Эммануэль. - Вот наш первый вызов ханжеству. О, надо постараться показать его всем нашим. - И она повернулась к элегантному мужчине, занятому беседой с епископом в лиловой сутане:
- Жильбер, взгляни-ка! Как ты это находишь? И Эммануэль была вынуждена предстать пред очами советника и прелата. Первый, как ей показалось, оценил ее выше, чем второй. Мужа Арианы она представляла совсем не таким: вместо напыщенного великовозрастного ребенка с моноклем она увидела добродушного, ничуть не жеманного человека, и по первым же словам графа поняла, что он свой парень. |