Шли дни. Они не знали, сколько прошло времени с первого поцелуя, они почти не отдыхали, им не нужны были еда и сон, и все их страстные соития сплелись в один тугой канат охрипших от оргазмического рыка связок Эгора. О прошедших днях напоминали лишь задубевшая, как подошва, кожа на любовном орудии Эмобоя и заросшая дикими цветами комната. Эгор и Мания теперь обитали не на пыльном бетоне, а в густой траве, среди маков, ромашек, васильков и незабудок. Стены и потолок поросли плющом и цепкими лианами, покрытыми дурманящими ярким цветом и немыслимым запахом тропическими цветами. Любовники постоянно царапались о колючки розовых кустов, все больше теснивших их к центру комнаты-поляны. И никаких насекомых, только цветы, цветы, цветы. Их пьяные зовущие ароматы слились в один афродизиачный поток, пропитавший тела и мысли. А какие красочные сочные цветы роняли на них свой нектар! Но ни один из этих цветов не притягивал взгляд Эгора так, как тот, что постоянно радовал его своим бесстыдным жаром и стыдливой нежностью, идеальной формой росистых лепестков и сладким дурманным благоуханием, кружащим моментально пустеющую голову, — великолепный цветок Мании, вершина совершенства. А как приятно было будить упругие бугорки обычно невидимых сосков куклы. О том, что он занимается любовью с куклой, Эгор старался не думать. Он вообще старался не думать, и это у него неплохо получалось. Он перестал обращать внимание на пустоты ее глаз и места сочленения головы, рук и ног с прекрасным туловищем. Мания просто была чудесным подарком судьбы, давшим ему возможность позабыть про страдания. Она зализывала его раны в прямом и переносном смысле, и Эгор начинал подумывать, что это и есть счастье. Они почти не разговаривали. То есть сначала совсем не разговаривали, а когда в комнате стало трудно дышать от ароматов удовольствий и цветов и нереальная реальность Эмомира смешалась с галлюцинирующим безумием вселенной запахов и чувств, они стали рассказывать друг другу коротенькие истории, которые всегда заканчивались ласками, по сути став неотъемлемой частью любовной игры.

Например, Мания как-то раз рассказала Эгору очередную байку про барбикенов, над которыми она не уставала прикалываться:

— Представляешь, многие барбикены считают, что они могли бы сделать карьеру в реальном мире. Мало того, у них существует целое течение, которое верит, что главные медийные суперзвезды реального мира на самом деле — барбикены, достигшие такой степени самовлюбленности, что смогли материализоваться. И теперь они каждые тридцать семь минут бегают туда-сюда. Все эти супермодели, телезвезды и киноактеры: «Ой, извините, мне срочно нужно в туалет попудрить носик» — и шасть с подиума, эфира, съемки в Эмомир и обратно. Вот прикол. А проблемные места, — Мания провела ладонью по гладкой кромке сочленения шеи с телом, — они всегда чем-нибудь драпируют: брильянтовые колье, высокие воротники.

— Ну, или фотошоп, — сказал Эгор. — Вполне стройная теория.