— Надоели мне все эти ребусы. Я уже давно пришел в себя, Маргит. И как видишь, не убегаю. Хотя помню все, что ты со мной сделала, и все, что хочешь сделать. Я устал, сломлен, раздавлен. Если это считается героизмом в Эмомире, то я твой герой — Эмобой. Я решил плыть по течению. Посмотрим, что будет.

Эгор сидел на мягком полу и удивлялся тому, что несет его рот. Зато бабочка с лицом Умы Турман и губами Анжелины Джоли совсем не удивлялась. Она знала, бальзам подействовал, Эгор почти полностью был в ее власти. Он говорит то, что думает, а это уже большой плюс.

— Что будет? Сегодня ночью ты познаешь рай. Это говорю тебе я, королева Маргит.

— Звучит угрожающе, но я почему-то не боюсь, — сказал Эгор, погружаясь в приятную расслабленность. — Только если ты опять насчет любви… Знаешь, ты не поверишь, но толстое волосатое насекомое с шестью лапками почему-то меня не возбуждает.

В глазах Маргит сверкнула смешинка.

— Два существа разумных всегда найдут какой-то способ, как удовольствие друг другу доставлять, какими разными они бы ни родились.

Эгор с опаской покосился на мясистые губы Маргит.

— Нет, — улыбнулась она, — мы ведь с тобой детей заводим. Хотя, конечно, если ты попросишь…

Она взмахнула членистой лапкой, и в комнату залетело облако ее фрейлин.

— Не понимаешь ты, Эгор, насколько, — мягко продолжила Королева, перейдя на белый стих, — для насекомых важно оставлять потомство, особенно для бабочки ночной. Для многих эта жизни цель становится последней, равной смерти. Ночная бабочка откладывает яйца и умирает, обессилев, успев лишь отползти подальше, чтоб не привлечь вниманья к кладке.

— Да уж, — сказал Эгор, — и зачем тебе, Маргит, все это? Мир насекомых вообще крайне жесток и нелеп. Некоторые паучихи, насколько я помню, откусывают партнерам головы сразу после оплодотворения. Может, устроим вместо ночи любви ночь игры в шахматы, доставим друг другу интеллектуальное удовольствие?

— Но я не паучиха и не бабочка, Эгор. Я — идеальное создание, поэтому у нас все будет хорошо.

Маргит снова взмахнула лапкой, и тысячи ее верных слуг закружились вокруг Эгора. А потом пестрым маскарадным костюмом облепили его обнаженное тело и стали легко, но довольно настойчиво массировать своими лапками каждый миллиметр его тела. Это было великолепно. Эгор закрыл глаз и погрузился в многочасовую нирвану. Душевные переживания не тревожили его, сменившись полным безразличием к своей судьбе. Зато тело, восстановленное королевскими ваннами, стало гиперчувствительным и с восхищением принимало массаж тысяч тонюсеньких лапок. Эгор погрузился в сон наяву. Топчущиеся на нем бабочки мобилизовали яркие счастливые картинки из детства, томившиеся в подсознании, и, кроме удовольствия чисто физического, он получал тепло приятных ассоциаций. Он словно доверился сильным и добрым материнским рукам, доставшим его из ванночки и завернувшим в мягкое махровое полотенце, каждую ворсинку которого он ощущал нежной кожей. Массаж расслабил каждую клеточку тела Эмобоя и длился долго, словно целую жизнь, пока Эгор не услышал громкий резкий звук. Это Маргит щелкнула крючьями пальцев, и бабочки разом отпрянули от Эмобоя. Эгор, уже привыкший к новой одежде, вдруг почувствовал себя таким голым и беззащитным, что даже испугался, что бабочки улетели вместе с его кожей.

— Понравилось? — спросила Маргит, подлетев вплотную к Эгору.

— Неплохой массажик, — сказал Эмобой, чуть отклонившись.

— Выпей это, и тебе станет еще лучше, — протянула Маргит к его рту очередной кубок.

— Обычно я спаиваю девчонок, Королева. Может, хватит загружать меня всякой химией. А может, это галлюциноген? Или анестезия? Хотя, наверно, это водка.