По вечерам Уилфред играл с новыми знакомыми в бридж, а Перл, утомленная солнцем и воздухом, с удовольствием ложилась с книгой в постель. Жизнь стала легче, спокойней, текла, не нарушаемая бешеными взрывами любовной страсти. Смерть Годфри оставила ужасающую пустоту и одновременно принесла чувство покоя. Для миссис Уилфред Энджелл дни проходили достаточно приятно, легко, без волнений. Супруга богатого стряпчего с положением в обществе, поддерживающая это положение. Теперь можно было сетовать на такие вещи, как качество испанских вин, температура воды в бассейне, нехватка шезлонгов и распределение столиков за ужином. Она и думать позабыла о тех временах, когда маленький свирепый человечек обращался с ней, как с рабыней, швырял голой на кровать, не спрашивая, подвергал грубым ласкам и так же равнодушно покидал. Прошлогоднее первобытное кипение чувств миновало.

Население гостиницы представляло смешение национальностей: большой процент англичан, немцев и шведов и умеренное число датчан, норвежцев, итальянцев и французов. Тут было даже несколько представителей гордой и самолюбивой страны, владевшей островом. Однажды, когда выдался довольно облачный и прохладный день и Уилфред с Перл стратегически заняли шезлонги поближе к буфету, рядом с ними устроились два француза. Лет тридцати, мускулистые, самоуверенные, стриженные ежиком, отлично воспитанные, богатые, искушенные в жизни, они производили впечатление, так часто производимое французами: словно они больше всех на свете разбираются в еде и женщинах и в том, как наслаждаться и тем и другим. Тот, что был повыше ростом, по имени Гастон, отметил свое появление, проделав несколько сложных гимнастических упражнений на подлокотниках шезлонга: опершись на них, он делал стойку на руках, демонстрируя силу мускулов, и при этом вел себя как истый француз: словно он был один в мире, словно людей в других шезлонгах, других зрителей вообще не существовало. Это выглядело непреднамеренным, но несколько дерзким. Опустившись снова в кресло, он, ища одобрения, улыбнулся Перл. Она быстро отвела взгляд. Временами до них долетал запах крепких французских сигарет и масла для загара.

После обеда Уилфред нанял машину, и они отправились вверх к вулкану Тейде, преодолели на двух тысячах футов облака и очутились на ярком солнце. Они осмотрели огромные потухшие кратеры и к вечеру вернулись в гостиницу.

За ужином Уилфред ел меньше обычного. Перл удивилась, и он объяснил:

— Я решил, дорогая, что ради себя и скорее ради вас я должен снова похудеть. Я еще в расцвете сил, и некоторое самоограничение в средних летах, наверное, весьма полезно. Вы понимаете. Активная жизнь, которую я веду и надеюсь вести и дальше, налагает свои обязательства, и мне не повредит сбросить фунтов восемь.

— Вот как, — отозвалась Перл. — Что ж, прекрасно, мне тоже надо следить за своим весом. Может, мы будем помогать в этом друг другу?

— Вам, — галантно изумился Уилфред. — Нет, вам это совсем ни к чему. Вы ведь так молоды, и некоторая полнота лишь прибавляет вам привлекательности.

Перл отпила вина.

— Что ж, вы очень любезны, и все же, думаю, мне надо следить за собой.

Они продолжали есть в молчании, радуясь, что обрели новую цель в жизни.

Уилфред сказал:

— Уэсты и Роуленды пригласили меня в девять тридцать на бридж. Они хорошие игроки, но им далеко до меня. И ставки умеренные. Хотите посмотреть?

— Нет, спасибо. Я лучше лягу. От вина меня всегда клонит ко сну.