Хватило этого ненадолго, клюнул носом, перепугался, что усну на посту, и от греха подальше поднялся на ноги, встал за сосновый ствол, чтобы с того берега реки не могли заметить даже случайно.
Уже занялся рассвет, и понемногу розовел край неба, затеяли утреннюю перекличку какие-то пичуги, но спать из-за этого хотелось ничуть не меньше. Чуть челюсть не сломал, пока зевоту давил.
Нужно было чем-то срочно отвлечься, и для начала я оценил свой внутренний потенциал – тот прилично просел и уже не превышал моих обычных двухсот килоджоулей, что откровенно огорчило. Начал разбираться в причинах столь серьёзного падения и обнаружил, что дело вовсе не в потере самоконтроля и даже не в коротком сне – энергия не утекала, она гасилась из-за повышенного внешнего фона. У меня-то после резонанса остатки в противофазе остались, а тут от Эпицентра нормальной так и сквозит.
Я подумал-подумал и добавил заземлению второй контур, постаравшись полностью отгородить внутренний потенциал от внешнего энергетического поля. Поддержание такой схемы давалась нелегко, приходилось постоянно уделять ей внимание, поэтому чуть не пропустил нечто выбившееся из тишины предрассветного леса: хруст – не хруст, движение – не движение. Но не пропустил, и остатки сонливости как рукой сняло, аж перетряхнуло всего.
Медленно и осторожно я расстегнул кобуру и выудил из неё пистолет, потянул большим пальцем курок, и металлический щелчок прозвучал неожиданно резко, перекрыв даже птичий гомон.
– Свои! – негромко прозвучал откуда-то сбоку голос лейтенанта, а потом из-за деревьев показался и он сам. – Как тут у вас?
– Без происшествий, – отозвался я, убирая ТТ в кобуру.
Пономарь ненадолго задержался, оценил мои приготовления и дал несколько толковых советов, а под конец напомнил заранее вкрутить в гранаты запалы, что я сделать, конечно же, не удосужился. Просто не подумал об этом, и от стыда сон отступил окончательно.
Это не учения. Боевая тревога. Ждём операторов.
О-хо-хо…
Лизавету я будить не стал, проснулась сама, когда уже окончательно рассвело. Взглянув на возвращённые часики, она погрозила мне пальцем, но не слишком строго, проформы ради. Потом вскрыла ножом банку тушёнки. Ловко и очень аккуратно – словно хирургическую операцию провела, я даже слегка позавидовал такой сноровке.
Ещё позавидовал ножу. Сам-то ничего подходящего на складе получить так и не удосужился, балда. Вот какой мне прок с заточки, а? Дурь детская. Нож нужен, нормальный нож. А заточку прямо сейчас выкинул бы, да не судьба – она в кармане штанов осталась, в суматохе сборов забыл с собой прихватить.
Мы перекусили и распределили зоны ответственности, заодно располовинили плитку шоколада из сухого пайка. Какое-то время наблюдали за бродом и рекой молча, потом я не утерпел и спросил:
– А почему именно операторов ждём? С чего лейтенант это вообще взял?
Лизавета ответила вопросом на вопрос:
– А сколько отсюда, по-твоему, до Эпицентра?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Не очень далеко, наверное.
– Не очень, – подтвердила Хорь. – Ты ведь в курсе, что за двадцать пятый километр пускают только операторов? Это не дискриминация, просто обычным людям вблизи Эпицентра очень быстро становится плохо. Даже предварительно отобранные соискатели не все выдерживают, что уж об остальных говорить! И это на западном направлении, где интенсивность излучения наименьшая, а на юге и севере безопасная граница отодвигается до пятидесятого километра, на востоке – до семьдесят пятого. Мы к северо-востоку от Эпицентра, километрах в сорока от него.
Я понимающе кивнул.
– Если группу забросили в этот район, значит, она состоит из операторов!
– Верно, – подтвердила Лизавета. |