Но приоритет земли, распашек целины, земледелия, не помешал тому, что колонии поднялись на восстание, прежде всего из-за возраставшей активности мореплавания и торговли северных областей, в особенности Новой Англии.

Торговая активность не была там преобладающей количественно. И тем не менее она оказалась определяющей.

Адам Смит, лучше понявший американские колонии, которые он сам не видел, нежели промышленную революцию, начинавшуюся у него под носом в Англии, — высказал, быть может, главное относительно причин американского восстания, отзвуки и течения которого он почувствовал.

Его работа «Исследование о природе и причинах богатства народов» вышла в свет в 1776 году, два года спустя после «бостонского чаепития». Объяснение Адама Смита нашло отражение в одной небольшой фразе.

Воздав, как и полагается хвалу английскому правительству, гораздо более щедрому по отношению к своим колониям, чем другие метрополии, он подчеркивает, что «свобода английских колонистов... ничем не ограничена», но вынужден все же добавить оговорку:

«...решительно во всем, за исключением внешней торговли».

Исключение немалое, оно прямо и косвенно стесняло всю экономическую жизнь колоний, обязывая их действовать через лондонского посредника, быть привязанными к его кредиту, а главное — держаться в пределах торговых рамок английской империи.

Однако рано пробудившаяся для торговли Новая Англия, с ее главными портами Бостоном и Плимутом, могла на это соглашаться лишь ворча, мошенничая, обходя препятствия. Американская торговая жизнь была слишком оживленной, слишком стихийной, чтобы не забрать вольности, которые ей предоставлялись случаем.

Все это так. Но успеха в этом она добилась половинчатого. Новая Англия построила себя заново между 1620 и 1640 годами, с исходом изгнанных Стюартами пуритан, имевших первейшей целью основание замкнутого общества, защищенного от греха, от несправедливости и неравенств мира сего.

Но этой стране, бедной в природном отношении, море предлагало свои услуги. Довольно рано здесь сложился весьма активный купеческий мирок. Потому, быть может, что Север из всей совокупности английских колоний скорее был способен связаться с матерыо-родиной, к которой он был расположен ближе всех?

Или еще потому, что побережье Акадии и отмели Ньюфаундленда предлагали неподалеку «манну небесную» даров моря? Именно от рыболовства колонисты Новой Англии получали «всего более денег... Не копаясь в недрах земли и предоставив дело сие испанцам и португальцам, они извлекают эти деньги посредством рыбы, каковую они им доставляют».

Не считая матросов, что обучались этому суровому ремеслу, и кораблей, которые для них надо было строить, в 1782 году в Новой Англии рыбной ловлей были заняты 600 судов и 5000 человек.

Но колонисты Новой Англии не удовлетворились этой деятельностью у себя под боком. «Их называли голландцами Америки... Говорят, что американцы занимаются мореходством еще экономнее, чем голландцы. Это свойство, а также дешевизна их съестных припасов сделали бы их превосходящими всех в том, что касается фрахта».

В самом деле, они мобилизовали к своей выгоде каботаж колоний Центра и Юга и распределяли их продукты: зерно, табак, рис, индиго.

Они взяли на себя снабжение Антильских островов — английских, французских, голландских или датских: они везли туда рыбу, соленую скумбрию, треску, китовый жир, лошадей, солонину, а также лес, дубовую клепку, доски, даже, как бы мы сказали, сборные дома, «целиком изготовленные, а отправленные материалы сопровождал плотник, дабы руководить сооружением».

Возвращались американские моряки с сахаром, патокой, тафией (водкой из сахарного тростника). Купцы и торговцы северных портов, не говоря уже о Нью-Йорке и Филадельфии, распространили свои плавания на всю Северную Атлантику, на острова вроде Мадейры, на побережье Африки, Португалии, Испании и Франции, и, разумеется, — Англии.