|
Он ходил вокруг да около тайны, она открывалась ему со всех сторон, но не до конца, хотя гул присутствовал и в прошлом, то бишь в семнадцатом веке. Можно было только предположить, что гул вездесущий. А что это значило, Костя так и не понял. Информации было мало. Что за странная Зона? – думал он. Нетипичная. Не такая, как везде. Теперь вот Верка что-то знает. – А меня не попустило, лешая, – доверительно произнесла она, поправляя у него на груди пуговицу. – Не попустило и все, а они, лошаки, тут же пропали, словно в воздухе растворились… – Она вопросительно уставилась на него. Ее природное любопытство оказалось сильнее предрассудков и страхов. – Понимаешь, – сказал Костя, – есть здесь один такой проход, из которого можно попасть в будущее. – Тятя там был… – Отец? – удивился Костя. – Ты бы ей еще рассказал о темных дырах и червоточинах между ними, – укорил его Базлов, не очень вникая в суть разговора. – И вообще, не болтал бы лишнее. Зачем ей это знать? – Почему, собственно, и нет, – возразил Костя, – может, она нам поможет? – Ты что, сталкер, совсем с дуба рухнул? Наболтаешь на нашу голову. – Даже если и рухнул, нам надо узнать ход отсюда. Костя не сказал только, что подозревает существование чего-то более грандиозного, чем переход из одного времени в другое. Собственно, мы этот переход знаем. Ну и что? – думал он. – Это ничего не дает. Только путает карты. Кремль пуст. Появились ящики, которые «богомолы» таскают туда-сюда. Ну, положим, для каких-то целей, мне знакомых. А еще зачем? Не складываются пазлы в единую картинку – хоть убейся. А может, я не ту картинку собираю, может, ошибся в расчетах? – Он едва не пал духом. – Не начинать же складывать картинку заново? – А-а-а… – протянул Базлов, вроде бы соглашаясь. – Только не перегни палку, стратег. Если Костя еще что-то уловил из намеков майора, то Верка вообще ничего не поняла. Все незнакомые слова пролетели мимо ее сознания. Остался один испуг в глазах василькового цвета. Эх, влюбился бы я в тебя, подумал Костя, да мне нравятся брюнетки. – Ладно вам… – миролюбиво подал голос Гнездилов из своего угла. – Хватит мучить девчонку. Вон какой-то мужик идет! – Ой, тятя… – произнесла Верка испуганно и юркнула за занавеску. Через пару минут раздались шаги. Дверь открылась, и в прихожую стремительно вошел мужик. Был он худощав, но силен, как может быть силен человек, занимающийся всю жизнь лошадьми. Однако на лице его лежала печать ужаса. Глаза, как и у дочери, тоже были голубыми, но с влажной поволокой в углах, волосы – белыми как лен, а борода, напротив, черная, с легкой проседью. – Верка! У нас гости? – удивился он, снимая малахай, при этом настороженно глянул в окно. Пахло от него конюшней, сеном и еще чем-то неуловимым, очень знакомым. Костя так и не вспомнил этот запах, но ассоциировался он почему-то с Москвой, родиной, Россией. Вот черт! – подумал Костя. Так можно сойти с ума – помнить то, чего никогда не знал. – Да, тятя. – Верка с виноватым видом появилась из-за занавески, прикрыв голову ситцевым платком. – Издали приехали к Илье Дмитриевичу. А его нет. Вот беда-то! – А откуда? – спросил ее отец, проходя в горницу и настороженно рассматривая Костю, Базлова и Гнездилова. – Из Смоленска, – ляпнул Серега Гнездилов из своего угла. – Пришли, а у вас здесь такое… Отец Верки как-то неопределенно кивнул: вроде бы соглашаясь и одновременно имея на этот счет свое мнение. Костя осознал, что они вляпались, и стал лихорадочно соображать, что было в семнадцатом веке между Смоленском и Москвой. Но так ничего не смог вспомнить, да и Веркин отец, моя руки, отреагировал совсем по-другому: – Поляки что ли? Костя ничего не понял. |
