– Хорошо, – послушно сказала Виктория, и туман снова заклубился.

32

Флер с ним не было.

Маленький мальчик ждал его внизу у лестницы. «Твой Цветок просил меня сказать тебе, что она больше не может этого выносить. Она сожалеет, но вынуждена уйти, – сказал мальчик ошеломленному Габриэлю. – Она сказала, что надеется, ты обретешь покой и счастье и не станешь ее искать».

«Не беспокойся, – выдавил из себя юноша; неожиданное известие окончательно выбило почву у него из-под ног, так что он вынужден был привалиться к стене. – Я и думать забуду об этой предательнице».

Жанна говорила, что предательство – единственное, чего она боится. Флер не раз клялась, что никогда не покинет Жанну, что без Девы для нее жизни нет. Но в итоге она, как и все, показала Жанне свою спину. Бог видел, каждый новый день, проведенный подле Жанны, разрушал его все больше и больше. Но он не уходил. Он до конца останется свидетелем ее жизни, даже если ему придется сделать это в полном одиночестве. «В конце концов, – тоскливо подумал Габриэль, – мы все одиноки, кроме Жанны, у нее есть голоса».

Суд над Жанной тянулся целых одиннадцать дней, затем публичные слушания прекратились, и последующие заседания трибунала была закрытыми. Число людей, испытывавших к Деве сострадание, росло, а члены трибунала все больше походили на наемных убийц, которыми, по сути, и были. Габриэль отчаянно пытался получить хоть какие-то сведения о ходе процесса: старательно подпаивал тех, кто мог хоть что-то рассказать. Они говорили невнятно о таких вещах, которые он едва понимал: в какую опасность попала Жанна из-за отказа сдаться воинствующей Церкви, которая и есть представитель Бога на земле. Они рассказывали о странном ангеле, которого она видела, когда он держал корону над головой Карла. Это Габриэлю было понятно: ангелом тогда была королева Иоланда, Наставник ассасинов. Ассасины не только не защитили Жанну, но еще больше усугубили ее положение.

Рассказывали, что много вопросов задавали о ее мужском платье. До трибунала никто, включая священников, ранее допрашивавших ее в Пуатье, не выражал неудовольствия мужской одеждой, которую носила Жанна, когда ездила верхом, шла в атаку и спала в окружении солдат. Но Кошон и д’Эстиве, как терьер в крысу, вцепились в ее мужское платье, провозглашая его ношение великой ересью, оскорбляющей Бога. Так, собирая сведения по крупицам, Габриэль имел некоторое представление о том, что происходит с Жанной. До него дошел слух, что сегодня несчастную девушку привезут на кладбище Сент-Уэн. Наконец процессия появилась – не менее дюжины священников. Габриэль узнал во многих из них участников публичных заседаний трибунала, но какова была их роль здесь, он понятия не имел.

Юноша не видел Жанну почти два месяца, и сейчас сердце у него оборвалось: она еще больше исхудала, щеки ввалились, синие глаза потухли, длинные волосы спутались и превратились в темный клубок. Запястья были такими тонкими, что железные кандалы едва с них не соскальзывали. Габриэль протискивался сквозь толпу поближе к Жанне, чтобы заглянуть ей в глаза, не привлекая внимания солдат, которые вели ее к помосту.

Мэтр Гийом Эрар начал проповедь. Габриэль его не слушал, он лихорадочно оглядывался по сторонам, искал лазейку, чтобы устроить Жанне побег, если бы только вскочить на помост и…

И что? Он один, и он не ассасин, прошедший полную боевую подготовку. Он не надеялся в одиночку победить несколько сот вооруженных солдат и скрыться из города с пленницей, измученной голодом и истязаниями, чьи запястья и щиколотки опутаны цепями.

Мэтр Гийом Эрар поносил короля Карла, а Жанну называл «монстром», «ведьмой», «еретичкой», «идолопоклонницей». У Габриэля в голове не укладывалось, что все это происходит на самом деле.