– Я взываю к Отцу Небесному и святому папе римскому.

– Невозможно отправиться к папе – это слишком далеко, – резюмировал мэтр Эрар.

Он махнул рукой священнику помоложе, Жан Массье подошел и протянул Жанне какой-то листок пергамента. Было видно, что молодому человеку очень неловко выполнять свои обязанности.

Габриэль не знал, что это за пергамент, но Саймону это было хорошо известно. Это была цедула, то есть расписка в отречении, где Жанна якобы клялась – «в будущем она не станет больше носить ни оружия, ни мужского платья, ни стриженых волос». В обмен на отказ от этих ересей она наконец-то будет принята под опеку Церкви и не будет отдана светскому правосудию.

Саймон знал, что этот маленький листок пергамента никогда не будет прикреплен к обвинительному приговору. Прикрепят другую цедулу, в пять раз длиннее. Позже кто-то перенесет на новый документ и подпись Жанны.

Девушка долго вглядывалась в цедулу, затем сказала:

– Я хочу, чтобы секретарь прочитал мне, что здесь написано, хочу, чтобы мне разъяснили, должно ли мне это подписывать.

Эрар раздраженно прорычал:

– Подписывай сейчас, иначе ты сегодня же сгоришь на костре!

У Габриэля оборвалось сердце. У Саймона кровь застучала в висках.

Жан Массье после короткого колебания принялся громко зачитывать цедулу Жанне. Он закончил, возмущенный ропот поднялся в толпе зевак и среди английских солдат, стоявших на помосте и вокруг него. Габриэль отчетливо услышал, как Кошон сказал бедолаге Массье: «Ты поплатишься за это».

Молодой человек не дрогнул.

– Если ты подпишешь, – сказал Массье, – то будешь считаться раскаявшимся еретиком. Ты останешься в заключении, но тебя отправят в церковную тюрьму, где за тобой будут присматривать женщины, и тебе сохранят жизнь. Тебя, может быть, даже освободят, и ты однажды отправишься домой. Если откажешься, тебя предадут огню.

Ко всеобщему удивлению, Жанна рассмеялась. Она взяла протянутое ей перо и нарисовала на пергаменте круг и крест.

Габриэль, знал, что Жанна умела ставить свою подпись. Но она нарисовала круг, а в нем крест. И это был знак, Габриэль видел его и раньше. Условный знак для получателя письма, означавший, что письмо следует считать недействительным.

Жанна подозревала ловушку. И его прекрасная, умная Жанна оставляла для себя выход из этой ловушки.

Габриэль засмеялся. Казалось, Дева услышала его, она повернула голову, и он посмотрел в ее большие синие глаза. Короткая вспышка внутреннего света на мгновение озарила ее лицо, и, не отдавая себе отчета, Габриэль начал проталкиваться к ней.

Толпа вокруг него неодобрительно заволновалась.

– Король зря потратил на вас деньги, – с сильным английским акцентом сказал кто-то Кошону. – Ему придется несладко, если Жанна ускользнет от нас.

Епископ уверенно ответил:

– Господин, не беспокойтесь, она от нас не уйдет. А если и уйдет, мы ее снова схватим.

Габриэль уже не смеялся, леденящий душу страх охватил его от этих слов и от того, что происходило на помосте. Он услышал, как кто-то говорил Жанне:

– Жанна, ты хорошо держалась и, благодаря Господу, спасла свою душу.

– Что до того, – в ответ сказала Жанна, – пусть кто-нибудь из церковников отведет меня обратно в вашу тюрьму, как вы и обещали, чтобы я более не находилась в руках этих англичан.

Во всеобщей какофонии холодно и жестоко прозвучал голос Жана д’Эстиве:

– Отведите ее туда, откуда привели.

– Нет! – вырвалось у Габриэля, и он с вновь охватившей его решимостью рванулся к помосту – глупо, бестолково.