— Я здесь нежеланный гость?

— Ты весьма желанный, — настойчиво повторил Планшар, — вы оба. Но сегодня утром оруженосец графа отправился доложить о смерти своего господина, а этот паренек знает, что вы здесь. Ты и девушка. Может быть, имена ваши ему неизвестны, но вы двое… как бы получше выразиться… приметны. Поэтому, если кто-то хочет убить тебя, Томас, он будет знать, где тебя найти. Вот почему я предлагаю тебе уйти, поскорее и подальше. У нас тут и без того было достаточно смертоубийств, и я не хочу, чтобы случилось новое.

Он возложил на голову Томаса руку и, доброжелательно промолвив:

— Благослови тебя Бог, сын мой, — вышел из церкви.

А Томас почувствовал, как вокруг смыкается тьма.

Жослен стал графом де Бера.

Он снова и снова напоминал себе об этом, всякий раз ощущая прилив радостного возбуждения. Граф де Бера! Владелец бочонков с золотом!

Виллесиль с товарищем по возвращении из Астарака в присутствии сэра Гийома и Робби доложили Жослену, что граф скончался во сне еще до их прибытия в монастырь, но, оставшись со своим господином наедине, признались, что дело обернулось не так гладко и не обошлось без пролития крови.

— Ты дурак, — рявкнул Жослен. — Что я тебе говорил?

— Придушить старикашку.

— А ты, небось, заляпал кровищей всю его чертову комнату!

— Нам ничего другого не оставалось, — угрюмо ответил Виллесиль. — При нем находился ратник, и он оказал сопротивление. Да не все ли равно! Главное — старик мертв, не так ли?

Старик был мертв. Опостылевший дядюшка приказал долго жить, и это было самое главное. Четырнадцатый граф де Бера отправился на небеса или в преисподнюю, а все графство Бера со всеми замками, землями, городами, сервами, усадьбами и богатейшей казной перешло к пятнадцатому. То есть к Жослену.

При первой же встрече с сэром Гийомом и Робби, состоявшейся после замечательного события, он держался гораздо независимее, чем раньше, когда не был уверен, заплатит ли дядюшка выкуп или нет. Тогда Жослен де Безье старался быть как можно вежливее, будущее целиком зависело от доброго расположения этих людей. Граф Жослен де Бера хоть и не позволял себе откровенной грубости, но держался высокомерно, как и следовало ожидать от одного из богатейших и знатнейших магнатов Франции по отношению к каким-то наемникам.

— Мой выкуп, — невозмутимо заявил Жослен, — двадцать тысяч флоринов.

— Сорок, — тут же потребовал сэр Гийом.

— Но он мой пленник! — возмущенно указал Робби.

— И что? — рассердился сэр Гийом. — Ты согласишься на двадцать, когда он стоит сорока?

— Я соглашусь на двадцать, — подтвердил Робби.

И, по правде говоря, это был выкуп, достойный принца королевской крови. В пересчете на английские деньги сумма приближалась к трем тысячам фунтов, этого было вполне достаточно, чтобы прожить всю жизнь, купаясь в роскоши.

— И еще три тысячи флоринов за захваченных лошадей и моих ратников, — предложил Жослен.

— Договорились, — согласился Робби прежде, чем сэр Гийом успел возразить.

Сэру Гийому не понравилось, что Робби так легко согласился. Нормандец понимал, что двадцать тысяч флоринов — прекрасный выкуп, больше, чем он мог надеяться, когда следил за тем, как несколько всадников приближались к броду и ожидавшей их засаде, но все равно он считал, что Робби согласился слишком быстро. Обычно на такого рода торг уходили месяцы, гонцы сновали между резиденциями договаривающихся сторон с предложениями и отказами, посулами и угрозами, а Жослен с Робби пришли к соглашению в считаные минуты.