У Тейко был оруженосец по имени Като. Он очень переживал за хозяина, так как считал, будто увлечение чайным этикетом отвлекает самурая от государственных дел. Поэтому Като ненавидел Сен-Но Рикуна и однажды решил убить его, чтобы тем самым избавить Тейко от пагубного, по его мнению, занятия.

Притворившись, что имеет просьбу к учителю хозяина, он явился к тому в дом и был приглашён на чай. Сен-Но Рикун был мастером не только в церемонии, но также прекрасно разбирался в людях, ибо постиг покой и сразу замечал любые душевные терзания в тех, с кем встречался. Разумеется, он сразу понял, что Като явился не с добрыми намерениями. У того на лице было написано желание убить чайного мастера.

Сен-Но Рикун попросил его оставить меч перед входом, сказав, что ча-но-ю — олицетворение миролюбия, и оружие будет неуместно. Однако Като отказался выполнить просьбу. Он ответил, что всегда носит меч с собой, как и положено воину. Это утвердило мастера в его подозрениях. Он не стал спорить и сказал: «Хорошо, заходи вместе с мечом и выпей чаю».

Като сел на циновку. Чайник как раз кипел на огне. Вдруг Сен-Но Рикун как бы случайно задел и опрокинул его. Огонь, на который пролилась вода, громко зашипел, и комната наполнилась дымом и золой.

Испугавшись от неожиданности, Като вскочил и выбежал из комнаты. Когда он вернулся, Сен-Но Рикун извинился и снова пригласил гостя: «Попей чаю, пока я буду чистить твой меч от золы. Затем я принесу его тебе».

Като понял, что мастер разгадал его намерение, и он не сможет убить его. Поэтому согласился и отдал Сен-Но Рикуну меч, а сам сел пить чай.

Вэй-Дун замолчал, внимательно глядя на меня.

— Это всё? — спросил я.

— Да, это конец притчи. Вы понимаете её смысл, господин барон?

— Думаю, да. Невозможно убить человека, который не отвечает тебе насилием. И который делает всё, чтобы избежать его.

— Вы не по годам мудры, господин барон, — уважительно склонил голову Вэй-Дун. — Я хотел показать этой историей, что вам нет нужды охотиться на моего хозяина. Он вас больше не потревожит и сейчас подобен мастеру Рикуну.

— Неужели? А почему планы господина Авинова вдруг изменились?

— Это личное. Главное, что вы более не являетесь его целью. Даю слово.

Вэй-Дун сидел, с напряжением глядя на меня. Он явно пытался понять, удалось ли ему убедить меня. Появится ли выражение облегчения на моём лице.

Я видел подобных ему. Людей, посвятивших жизнь боевым искусствам. Для них это не просто способ победить противника. Тут целая философия. Без неё трудно каждый день заниматься одним и тем же делом, как бы ты его ни любил. Таким был Абэ Изаму, тренировавший меня и других в Конторе, будь она проклята. Не знаю, сколько ему лет. Наверное, под восемьдесят. Гораздо старше того, кто сидел передо мной сейчас. У него тоже был стержень, не дававший сойти с пути. Правда, Абэ не защищал, а учил убивать. Но для него это было путём, который он выбрал ещё в молодости, состоя в банде якудзы, и он оставался верен ему даже в чужой стране. Не скажу, что он очень уж многому меня научил в плане единоборств. До этого я служил в спецназе ГРУ, затем воевал, а потом — тоже в Конторе — проходил обучение у Степаныча, бывшего КГБ-шника, который натаскивал нас на унибос.