Я перешивала рубашки королевы для раздачи бедным, и то, что они пойдут рабочему люду, отнюдь не означает – можно работать кое‑как. Королева проверит все швы, и если они вкривь и вкось, она ласковым тоном прикажет мне все перешить заново.
– Роди она ребенка, и к тому же сына, тебе лучше возвращаться прямо к мужу и заводить собственную семью. Король будет полностью у нее под каблуком, и ждать нечего. Станешь одной из многих, бывших.
– Он меня любит, – неуверенным тоном произнесла я. – Я не одна из многих.
Я повернулась, посмотрела в окно. Клочья тумана клубились над рекой, точно пыль под кроватью.
– Ты всегда одна из многих, – жестоко рассмеялась в ответ Анна. – Нас немало, девушек из семейства Говардов, прекрасно воспитаны, всему научены, хорошенькие, молоденькие, способные рожать. Можно бросать на стол по одной, как кости, пока кому‑то не повезет. И ничего особенного не случится, бери одну за другой, а потом отбрасывай за ненадобностью. Всегда найдется наготове следующая, еще одна шлюшка из выводка. Ты еще не родилась, а уже была одной из многих. Не прилепится он к тебе – отправишься обратно к Уильяму, а они найдут еще одну ему в искушение, и представление начнется с самого начала. Они ничего не теряют.
– Но мне есть что терять! – воскликнула я.
Сестра склонила голову набок и взглянула на меня, словно советуя вернуться к реальности, забыть нетерпеливую детскую страстность.
– Конечно, тебе есть что терять. Невинность, первую любовь, доверие. Может быть, даже разбитое сердце. Бедная глупышка Марианна, – мягко сказала она. – Один пытается тобой задобрить другого, а тебе достается только разбитое сердечко.
– Так кто же будет следующей? – Моя боль обратилась в насмешку. – Кого еще из семейства Говардов уложат в его постель? Я, кажется, догадываюсь – другую сестру Болейн!
Она бросила на меня быстрый взгляд – глаза, черные как ночь, затем темные ресницы снова прикрыли пылающий взор.
– Ну нет, не меня, у меня свои планы. Мне ни к чему рисковать взлетами и падениями.
– Ты мне сама велела рисковать, – напомнила я ей.
– Тебе это подходит. Я не буду жить такой жизнью, как ты. Ты всегда делаешь, что прикажут, выходишь замуж, за кого велят, спишь в той постели, где велят. Я не такая, у меня своя дорога.
– Я тоже могу пойти своей дорогой.
Анна недоверчиво улыбнулась.
– Уеду в Гевер и буду жить там, – начала я. – Не останусь при дворе. Если я больше не у дел, отправлюсь в Гевер. Этого у меня не отнять.
Дверь опочивальни открылась, я заметила, оттуда вышли горничные, груженные простынями с кровати королевы.
– Второй раз за неделю приказывает поменять белье, – раздраженно проговорила одна.
Мы с Анной быстро переглянулись.
– А простыни запачканы? – тут же спросила Анна.
Горничная ответила дерзким взглядом:
– Королевские простыни! Вы что, хотите, чтобы я вам показала королевские простыни?
Длинные пальцы Анны скользнули в кошелечек и выудили серебряную монету. Пряча монету, служанка торжествующе улыбнулась:
– Вовсе и не запачканные!
Анна отступила назад, а я придержала дверь для обеих женщин.
– Спасибо, – сказала вторая, изумленная моей вежливостью по отношению к прислуге, а потом кивнула мне и тихо пробормотала: – Вся в поту, бедняжка.
– Что? – переспросила я, с трудом веря, она сообщает мне информацию, за которую французский посол не пожалел бы королевского выкупа, а каждый придворный в стране только и жаждал, что знать. – Ты говоришь, у королевы приступы ночного пота? Входит в возраст, да?
– Если еще не вошла, то уже недалеко, – ответила служанка. |