– Ухаживание и презрение – хуже не придумаешь. Податливость – куда более многообещающее начало.
– Податливость меня бы сильно удивила, особенно в девицах Болейн, – не без ядовитости в голосе заявил Уильям. – Хотя все, конечно, зависит от просителя. Сдается мне, Перси Нортумберленд может рассчитывать на податливость.
Анна бросила на него взгляд, весьма далекий от сестринской нежности, но Генрих Перси, полностью погруженный в сочинительство, ничего не заметил.
– Потом будет еще одна строка, я ее не сочинил, а затем что‑нибудь вроде – та‑та‑та та‑та‑та та‑та‑та‑та забвеньем.
– Рифмуется с «презреньем», – с открытой насмешкой перебил его Георг. – Теперь до меня дошло.
– В поэме нужен какой‑нибудь образ, – объясняла Анна Генриху Перси. – Если собираетесь писать сонет возлюбленной, необходимо сравнить ее с чем‑то, а затем повернуть это сравнение так, чтобы получилось остроумное заключение.
– Как это? – переспросил он. – Я не могу вас ни с чем сравнивать. Вы это вы. С чем мне вас сравнить?
– Вот это звучит хорошо, – одобрил Георг. – Скажу по чести, Перси, лучше будь оратором, а не поэтом. На твоем месте я бы встал на одно колено и прошептал ей кое‑что на ушко. Добьешься победы – только придерживайся прозы.
Перси хмыкнул и взял Анну за руку:
– Звездные ночи.
– Та‑та‑та та‑та‑та нежные очи, – немедленно откликнулась Анна.
– Не пора ли нам выпить вина? – предложил Уильям. – А то никак не поспеть за таким сверкающим остроумием. Кто сыграет со мной в кости?
– Я сыграю, – ответил Георг прежде, чем Уильям успел бросить вызов мне. – Что на кону?
– Пара монет, не хотел бы я такого противника за игорным столом, боюсь проиграться в пух, Болейн.
– Ни за игорным столом, ни в каком другом месте, – сладко пропел мой братец. – Особенно если Перси нам напишет поэму о сражении.
– Не похоже, что та‑та‑та та‑та‑та та‑та‑та‑та может кому‑то сильно угрожать, – отозвалась Анна. – А пока у нас больше ничего нет.
– Я еще ученик, – с достоинством произнес Перси. – Ученик в любви и ученик в поэзии, а вы со мной так плохо обращаетесь. «О, прекрасная дама грозит мне презреньем», похоже, я написал правду.
Анна рассмеялась и протянула ему руку для поцелуя. Уильям достал кости из кармана, бросил на стол. Я налила ему вина, поставила рядом. Мне почему‑то нравилось прислуживать ему в то время, пока тот, кого я люблю, делит в соседней комнате ложе со своей женой. Меня будто отодвинули в угол, может, там мне и придется остаться.
Мы играли до полуночи, а король все не появлялся.
– Как ты считаешь, – спросил Уильям у Георга, – если он собирается провести с ней всю ночь, может, и нам пора по постелям?
– Мы идем спать, – решительно заявила Анна, властно взяла меня за руку.
– Уже? – умоляюще протянул Перси. – Звезды же появляются на небосклоне ночью.
– И исчезают с рассветом, – ответила Анна. – Звезда нуждается в вуали темноты.
Я поднялась на ноги. Мой муж взглянул на меня.
– А поцелуй на ночь, добрая женушка, – потребовал он.
После минутного колебания я подошла к нему. Он думал, я просто чмокну его в щеку, но я наклонилась, поцеловала в губы, почувствовала, как он потянулся ко мне.
– Спокойной ночи, муженек. Веселого Рождества.
– Доброй ночи, женушка. С тобой моя постель была бы теплее. |