Мне радостно от того, что все закончилось, что чужеземцы уедут от нас, так ничего и не вынюхав. И неважно, что я очень уважительно отношусь к некоторым из них, например, к обоим знаменитым писателям.

Хочу надеяться, что когда-нибудь они сподобятся написать книгу о нашей стране и это не будет лютейшая «клюква».

Вместо кофе у нас сегодня заваренный по особому рецепту чай, и бодрит он не хуже. Однако еда в рот гостям не лезет, и я велю Кузьме собрать гостям завтрак в дорогу.

На память делаем еще одну общую фотографию, и я договариваюсь с Джеком Лондоном, что он специально для меня сделает один отпечаток и оставит его в фотоателье в Ляояне.

– Рад нашему знакомству, – говорю я с улыбкой и с удовольствием пожимаю иностранцам руки. – Если соскучитесь – приезжайте! Встретим как родных!

Как по заказу появляется Скоробут с охапкой пустых бутылок, гостей при его виде аж передергивает. Эту поездку они запомнят надолго.

Интересно, по результатам – не прилетит ли мне потом от начальства? Скорее всего – прилетит, но это нормально, в порядке вещей.

Выходит наш оркестр ложечников и балалаечников, усаживается напротив трех экипажей, в которых повезут гостей назад, в город.

Дирижер – вольноопределяющийся Хрипунов, вздымает вверх руки и… И начинает играть «Дорожная» от группировки «Ленинград», под звуки которой повозки с англичанами и американцами трогаются и катят подальше от нас.

На выезде чуть не происходит небольшая авария: навстречу им выскакивает фургон, до боли напоминающий дилижансы из фильмов про Дикий Запад и ковбоев.

Каким-то чудом кучера успевают в последний миг разъехаться.

Фургон, дребезжа и подпрыгивая, подъезжает ко мне, останавливается. Сидевший на козлах солдат – немолодой, в очках, помогает из него спуститься вольноопределяющемуся, у которого на рукаве красуется белая повязка с красным крестом.

До меня не сразу доходит, что это – женщина, причем в форме. На войне явление весьма и весьма нечастое, я бы даже сказал редкое, гроза – зимой.

Я смотрю на нее как замороченный, когда она вполне четко, по-уставному подходит ко мне, вскидывает руку к козырьку фуражки.

– Вольноопределяющаяся Серебрякова. Прибыла в вашу часть в качестве санитарного инструктора…

Внезапно ее голубые глаза широко раскрываются.

– Николя, это вы?

Глава 20

Гляжу на нее с интересом, надеясь на тайные подсказки от настоящего Гордеева, – но чего нет, того нет.

Тихо как на погосте зимним вечером.

Девушка на вид миленькая – не красотка с ногами до ушей, но очень даже симпатичная.

Хотя, может, причина, по которой она мне нравится, в том, что на фронте не так часто выпадает возможность пообщаться с противоположным полом, и потому для меня сейчас любое создание в юбке – красавица.

Правда, сейчас на девушке галифе, а не юбка, но это так, к слову, тем более с фигурой у вольноопределяющейся полный порядок, форма ей к лицу, и даже в армейских штанах смотрится просто на ять с плюсом!

А так – большеглазенькая (сами глаза – цвета морской синевы), чуток курносая – но это ей идет, стройная, светловолосая…

Ох, чую в ближайшем будущем кучу неприятностей: мои орлы начнут наперебой за ней ухаживать, а там и до драк недалеко.

Тут до меня доходит, что с ответом на ее вопрос я как-то затянул. Не приведи господь – еще примет за тормоза.

– А мы с вами что – знакомы?

Она подозрительно морщит носик. Ясно, от меня за версту тянет выхлопом после посиделок с иностранцами, а «антиполицай» еще не изобрели. Небось, решит, что командир у нее – лютый алкаш, квасит с утра до вечера.