Собственно, ни-чего особо важного в бумаге нет, мне велено – завтра к четырнадцати часам прибыть в штаб бригады.
Это что – разбор полетов после визита делегации иностранных специалистов намечается? Рановато вроде, последствий надо ждать где-то через недельку, в быстроту реакции нашего начальства верится слабо. Походу, у генерала по-явились какие-то идеи насчет моего отряда. Нас, конечно, основательно потрепало в недавней схватке, но о таких моментах принято забывать, когда на кону нечто важное.
Хотя, стоп… И как это я сразу внимание не обратил: велено прибыть в парадной форме…
К чему это: к дождю или рандеву с кем-то влиятельным и важным? Ходят слухи, что фронт желает почтить своим визитом некая высокопоставленная особа из императорской семьи. Оно?
Или меня специально нарядят в парадный мундир, чтобы пропесочить в хвост и в гриву. За что? Был бы человек, повод всегда найдется.
На том стояла, стоит и стоять будет армия.
Велю ординарцу извлечь на свет божий «парадку». Вместе с ним придирчиво изучаем мундир на предмет малейших изъянов. Надеваю мундир, Кузьма откуда-то приносит зеркало почти в человеческий рост.
Начинаю вертеться перед ним, как барышня на выданье. Ординарец замечает странности моего поведения, ухмыляется.
– Жениться бы вам надо, барин!
– Почисти вот тут и вот тут. Видишь, рукав запачкался, – мрачнею я и переодеваюсь.
Пожалуй, стоит взглянуть, как обустроился мой санинструктор, все ли в порядке.
Выхожу из дома и направляюсь к новому фельдшерскому пункту. Сразу натыкаюсь на очередь из дюжины бойцов, среди которых с загадочным видом мнется Лукашин-младший.
С иронией гляжу на него:
– Федор, а у тебя что приключилось? Хвост болит или лапы отваливаются? Ты ж оборотень, на тебе все заживать должно…
– Так это… – мнется он, – ногу натер…
– Да ну?
– Могу показать, вашбродь!
– Отставить.
Подхожу к следующему бойцу.
– А с тобой что приключилось?
– Осмелюсь доложить: в боку колет, вашбродь.
– Сильно колет?
– Терпежу моего нет.
– Ну-ну. А у тебя что: ногу натер, в боку колет или другая напасть? – обращаюсь к третьему, лопоухому солдатику воробьиного роста.
– В ухе стреляет, вашбродь.
– Из винтовки стреляет, из пулемета или из пушки?
Пока он соображает, что ответить, прохожу мимо очереди и заруливаю в медпункт.
Берегиня, она же вольноопределяющаяся Софья Александровна Серебрякова колдует… то есть врачует пациента: раздетого до пояса Нечипорука.
Сам Микола сидит на табуретке, его глаза блаженно закрыты, а берегиня мажет ему спину какой-то пахучей дрянью.
– Что тут у вас?
Услышав мой голос, Нечипорук вздрагивает, пытается вскочить, но Софья не дает ему подняться.
– Сидите.
Она укоризненно смотрит на меня.
– Ай-яй-яй, господин поручик!
– Штабс-ротмистр!
– А кто главнее?
– Штабс-ротмистр.
– Никак не могу запомнить все эти дурацкие звания! Ай-яй-яй, господин штабс-ротмистр! Почему вы не следите за личным составом?
Округляю глаза.
– В смысле не слежу?
– Да в самом что ни на есть прямом: вы что – не видите, скольким людям нужна медицинская помощь?!
В горле начинает першить.
Я-то прекрасно понимаю, отчего перед медпунктом собралась такая очередь. Слух про симпатичную фельдшерицу взбудоражил всех, и потому к ней началось всеобщее паломничество. Длиться оно будет дня три, не меньше, пока не устаканится. |