– Ну так как, Софья Александровна?

– А разве у меня есть выбор?

– Выбора у вас нет, – сообщаю я.

Она немного мнется, хочет задать какой-то вопрос. Я не собираюсь требовать от нее выполнения всех требований устава и обращаться ко мне по форме.

– Что-то хотели спросить?

– Да. Вы хотели вчера поговорить со мной вечером о вашей семье.

– Планы изменились. У вас было слишком много пациентов, вы наверняка устали, и я не захотел лишний раз вас тревожить. Мы еще обязательно с вами поговорим, а пока, – виновато развожу руками, – вынужден с вами проститься…

– Едете в город?

– Да.

– Тогда, может, возьмете меня с собой?

– А вы успеете собраться за пятнадцать минут?

– Да-да, конечно! – не дожидаясь моего разрешения, она убегает.

Многозначительно гляжу ей вслед. Будь на ее месте кто-то другой, сидеть бы голубчику на гауптической вахте…

Конечно, в отведенные ей четверть часа Софья Александровна не вписалась, да я и не особо на это надеялся. Женщины есть женщины. Против природы не попрешь.

Вместе едем верхом.

Она уверенно держится в седле, а в форме, которая по-женски умело подшита и укорочена в нужных местах, выглядит просто сногсшибательно, я бы даже сказал – секси. Единственное, что ей мешает – длинные роскошные волосы. По-хорошему от них стоило бы избавиться, все-таки в полевых условиях за ними ухаживать сложно, но, вероятно, у берегинь есть какие-то свои способы, и потому прическа не выглядит растрепанной, а волосы грязными.

И вообще Софья Александровна очень даже секси. И дело отнюдь не в том, что после длительного пребывания в исключительно мужском обществе каждая женщина выглядит сногсшибательно. Просто есть в ней что-то приятное моему глазу.

Да, может, она не соответствует всем нынешним канонам красоты, но в стандарты моего времени вписывается идеально. Тот же носик добавляет пикантности ее лицу, а длинные изящные ножки заставят удавиться от зависти всех топ-моделей двадцать первого века.

– Брали уроки верховой езды? – затеваю светскую беседу я, чтобы заодно и скоротать поездку.

– Ездить верхом я научилась еще в имении. Но вы правы, потом, когда училась в Петербурге на медицинских курсах, посещала еще и Манеж.

– Петербург… Манеж… – мечтательно говорю я. – Ну и как там вообще – в России? Мы тут практически оторваны от Большой земли, новости поступают с запозданием… В общем, живем как в глухом лесу.

– А вы знаете, что Антон Павлович скончался в прошлом месяце?

– Антон Павлович? Кто-то из наших общих знакомых или родных?

– Можно сказать и так. Антон Павлович – Чехов.

– Ох…

– Да, это настоящая беда для мировой литературы. А ведь он хорошо знавал дядю Ваню и неоднократно гостил у нас в имении… Да и вы с ним встречались, когда были юнкером и приезжали домой на побывку. Вы еще показывали ему какие-то свои рассказы, Антон Павлович читал их и вас даже хвалил. Говорил, что у вас есть талант.

– У меня? Талант?

– Представьте себе – да!

Удивленно качаю головой. Скорее всего, Антон Павлович просто проявил свойственную ему деликатность и не стал разносить в пух и прах сочинения молодого и глупого юнкера.

– А еще в Петербурге и Москве неспокойно. Рабочие волнуются, многим не нравится, что война затянулась…

– Что, все ожидали, что мы через неделю будем высаживать с кораблей десант в Токио?

– Нет, но ожидания были совсем другие, а тут Порт-Артур в осаде, досадное отступление…

– Мы столкнулись с серьезным и подготовленным противником.